Вечером мы ели свой суп. Правда, он почему-то больше походил на грибовницу. Мы обсудили этот вопрос со сторожихой, и та дала нам дельный совет: накрошить в суп картошки, положить крупы, соли. Мы так и сделали, а потом снова задвинули чугун в печь и ушли на уроки. Не сидеть же у чугуна. Суп на этот раз получился вкуснее. «Другую ногу будем так же варить», — решили мы. Но варить ее нам не пришлось. Пронюхали о мясе кошки и устроили на подволоке свой пир. Когда мы пришли за телячьей ногой, обнаружили растопырившуюся бумагу, напоминавшую широкую юбку, а под юбкой виднелась обглоданная кость — то, что осталось от ноги.
Мы сняли со слеги кость и, выбросив ее, договорились никому об этом случае не рассказывать.
О молодом фельдшере пошла добрая слава. Утром, задолго до начала работы, приходили посетители и рассматривали на стенке приемной красочные плакаты. Даже старушки, скептически смотревшие на часто менявшихся местных фельдшеров, вдруг заговорили: «Этот толсто знает, хоть и молодой».
А особая слава о молодом фельдшере пошла с тех пор, как он начал проводить в медпункте «пятницы здоровья». Это было для местных жителей необычно. На пятницах фельдшер рассказывал о болезнях, об их профилактике, а уж если кто заболел, то как прогнать ту или иную болезнь. А когда он привез из города учебный макет человека и когда его стали разбирать по частям, люди заинтересовались еще больше. Еще бы не интересоваться: фельдшер вынимал из макета сердце и уверял, что у каждого человека оно по величине равно собственному кулаку. Через старших сестер и братьев эта новость дошла и до моих учеников. Сжимая свои кулачки, они хвалились друг перед другом, у кого сердце больше, а следовательно, и здоровее. Я прислушивался к их разговору и улыбался: мои малыши росли, постепенно раздвигая свой горизонт. Как же тут не радоваться мне?!
С фельдшером Романом Обориным я познакомился в избе-читальне, на спевке. Это был высокий парень в бараньем полушубке черной дубки, в смушковой папахе. Лицо у него было круглое, улыбчивое. Он всем своим видом и поведением походил на крестьянских парней.
— А я где-то вас видел, — неожиданно для себя сказал я.
— А как же, в деревне вместе по гулянкам ходили, — ответил он полушутя-полусерьезно. — Я ведь из-под Котласа, а ты?
— Осиновогородокский.
— Почти что рядом… земляки, — он рассмеялся.
И мы как-то само собой сразу подружились. Роман был старше меня, но это нам не мешало. Вскоре мы поняли: у нас есть общие интересы. Он много читал и тоже, как я, писал стихи. И еще он умел играть на гармошке. Это очень пригодилось нам при подготовке вечера. Гармониста настоящего в селе не сыскать, и Роман Оборин был для нашей самодеятельности находкой.
Анна Георгиевна, наша главная затейница, за неделю предупреждала его:
— Вы уж, Роман Федорович, в среду-то будьте дома… спевочка. Не подведите нас.
— Ну, как же вас можно подвести? Медики да учителя — родные сестры и братья, — и лицо его расплывалось в доброй улыбке.
Роман Федорович теперь частенько заходил к нам на верхотуру. Рассматривая оклеенные газетой стены, он как-то заметил:
— А что же вы одинаковыми газетами оклеили? И почитать тут нечего. Хотя бы взяли мои плакаты, оклеили стены и изучали, как, скажем, вести борьбу с трахомой…
Мы расхохотались. О такой болезни никто в наших краях и не слышал.
— А болезнь эта, братцы, коварная.
— И не пугайте нас, не пугайте, — взмолился Иван Иванович.
Однажды, разговорившись о профессиях, Роман спросил меня, почему я не избрал для себя профессию медика. Немного помолчав, я рассказал случай, происшедший со мной в анатомичке, который определил мою судьбу. Роман рассмеялся. Потом резко встал и стал расхаживать по комнате.
— Конечно, на все должно быть призвание. — И он снова начал расхваливать свою профессию. — Где можно больше принести пользы людям? Где шире простор для исследований? Опять в медицине.
Я внимательно слушал молодого медика. Мне нравилась его увлеченность своим делом.
— В нашей работе тоже много интересного, — сказал я, когда Роман сделал паузу. — Вы врачуете тело, а мы — душу человека.
И вдруг мне показалось, что я сказал то, что и следовало сказать при подобном споре: не следует умалять значение одной профессии перед другой.