И тут я вспомнил наказы бабушки: «Слушайся батюшку, кресты клади на грудь, не ленись».
— Ну, пойдем, что ли, к попу-батюшке, — успев где-то пропустить рюмочку, сказал отчим просто, как будто речь шла о чем-то обычном. — Уморили девчонку за дорогу. Да еще тут продержит поп неизвестно сколько.
Отчим взял на руки сестру, и мы все пошли к церкви. На крышах по-прежнему шуршали крыльями голуби. Мне казалось, что они своими лапками слегка звонили в колокола. «Еще бы, ангелы все должны уметь», — подумал я, и мне сделалось почему-то страшно: с ангелами надо осторожно.
В церкви было нарядно, празднично, не зря тетушка хвалила. От удивления я остановился у дверей и завороженно глядел на множество икон в богатых золоченых рамах, на яркие картины с нарисованными змеями и разными гадами, которых здоровенные мужики на конях топтали копытами, кололи острыми шестами. Потом я робко шагнул вперед за отчимом. Сзади шла тетя Катя и все время подталкивала меня, приговаривая: «Иди, кум, иди…»
Вскоре мы подошли к бородатому старику в позолоченном тулупе с широкими рукавами. И колпак у него на голове тоже был золотой. Старик держал в руке большую кисть — такой у нас смазывают колеса, и что-то бормотал. На столе стояло большое блестящее блюдо с водой — купель, в которой, как сказала Катя, будут купать сестру.
«Не утопили бы только», — с опаской подумал я и, шагнув к столу, обмакнул в купель руку.
— Холодная! — вскрикнул я и отскочил.
Старик в колпаке сердито пробормотал:
— Рукосуй! — и ткнул меня в лоб мокрой кистью..
— Не дерись! — обиделся я и тотчас же выбежал из церкви.
Не оглядываясь, я бежал по церковному двору к своей телеге, забился в короб и так пролежал, пока не вернулись отчим и Катя с сестрой на руках.
— Ну и кум, — с осуждением сказала Катя и подала мне какой-то пряник.
Пряник был сухой и невкусный. Я кинул его в сторону, а тетя Катя покачала головой:
— Нехорошо так-то, кум, просвирка ведь…
— У нас, скажи, свои просвирки мать не хуже настряпает, — усмехнувшись, сказал отчим и стал собираться в обратный путь.
Отчим меня не ругал за то, что я оказался «рукосуем». Скорей всего он ко всему этому относился шутливо-иронически.
Бабушка одобрительно принимала хозяйствование отчима. Ей нравилось, что он был человеком трудолюбивым, и дела в хозяйстве, которое было запущено, пошли к лучшему. На полях весной зазеленели всходы, а осенью в амбаре появился хлеб. «Всегда помни о хлебе, не допускай, чтобы дно в сусеках было видно», — не раз говорила бабушка.
Наблюдая за отчимом, она делала ему и замечания. Нет-нет да и скажет что-нибудь, будто ненароком:
— Раньше-то в нижнем поле вымочек не бывало. Отводили воду-то в курью.
— Отведем, Семеновна, — спокойно отвечал отчим.
— Чем сеять-то будешь концы?
— Клевером забросаем…
— Не травой ли собираешься нас кормить?
— Скоту травка пригодится. Молока больше будет, масла…
— Раньше-то на лугах хватало. Кто же на полях траву-то сеял? Беспутевики разве…
— Ничего, Семеновна, всего хватит. Без клеверов теперь нельзя жить.
— Он же, маменька, не маленький, знает что к чему, — заступалась мать. — Все теперь сеют… Вон Миша Кучер… на хуторе…
— Доезжайте и вы к Кучеру да кормите нас с ребятами травой, — не уступала бабушка и садилась к люльке, висевшей на длинном шесте.
Отчим был человеком компанейским. Пойдет другой раз в село и вернется домой навеселе. Любил он и гостей в дом приглашать. Вообще-то он был молчалив, а то и угрюм, но как только отведает водочки, сразу отходит мужицкая душа. Тут он светлел лицом, начинал рассказывать о Питере, о войне, о том, как должен жить теперь мужик, при новой власти. Рассказывает, рассказывает и песенку затянет. Песен он знал много, на праздниках он только и запевал. Бабушке это не особенно нравилось. Но в такие веселые минуты в разговор она обычно не вступала, выжидала другое время. Сидит, бывало, отчим на лавке после праздника, курит цигарку за цигаркой, что-то обдумывает. Тут-то бабушка, выбрав подходящий момент, вылезала из-за люльки, подвигалась к окну и долго смотрела на кладбищенский угор. А потом будто сама с собой начинала рассуждать.
— И что нынче за люденьки христовые пошли? Раньше-то выпьют, бывало, рюмочку-две, и — хватит. И голова потом сухохонька, и денежки в кармане… А нынче пошла мода, стаканами опрокидывать начали.