Ярмир отпустил руку Нейджи. Он никогда не поймёт эту женщину.
– Нет, Нейджа, зверь есть. Он держит в страхе город, кнежескую стражу, он заставляет искать мести. Он забрал твоего брата… – Ярмир осёкся.
Повисла звенящая, напряжённая до предела тишина.
– А что ты знаешь о звере?! – васильковые глаза сверкнули огнём. – Моего брата забрало безрассудство. Он был предупрежден об опасностях. Но хотел стать лучшим. Единственным победителем… Я простила его. Но не простила себя. Должна была удержать, остановить.
Нейджа отстранилась, распустила невидимые иголки страха. Ярмир, протянувший было руку, чтобы приобнять её, замер.
– Если зверя нет, Нейджа, почему ты привела меня сюда? Кого ты сама так часто навещала в этом брошенном небом месте?
– Не знаю. Никто не знает. Люди сражаются со зверем и погибают, кто бы ни вышел победителем. Поэтому здесь так жутко. Но бояться некого… кроме себя, – Нейджа горько усмехнулась.
Оба, не сговариваясь, посмотрели на замок. Мираж превратился в мрачную крепость. Казалось, замок приблизился. В пропащих землях всё возможно, но такое Ярмир видел впервые.
Нейджа подобралась, резко встала.
– Замок открыт. Идём.
Ярмир перехватил её руку, посмотрел снизу вверх. Нейджа хочет быть сильной. А он не верил ей, потому что знал цену этой силе. Небо, зачем ей притворяться сейчас? Ярмир поднялся рывком, борясь с желанием встряхнуть Нейджу, увидеть на красивом лице боль, страх, отчаяние, и порывом крепко обнять, защитить, успокоить. Исход борьбы решил случай.
– Именем кнежа Варслава, вы оба арестованы!
Бродяга бесшумно вырос из темноты пещеры. Не самый свежий был вид у бродяги – он с трудом дышал, губы кривились в гримасе боли, глаза лихорадочно блестели. Но за его спиной росла свора кнежеских псов – тоже пеших, вымотанных страхом и долгой прогулкой по туннелю. Их было человек двенадцать – слишком много для двоих.
Ярмир вышел вперёд, заслонив собой Нейджу. Он чувствовал затылком её взгляд. Нейджа поймет, если он отойдет в сторону. Он ведь вернётся потом за ней. Возможно, добудет кнежу секрет… Один раз он уже отошёл в сторону. Сколько его женщинам ждать? Вечность? Немного меньше? Ярмир застонал. Будь проклят этот зверь, который не даёт ему стать человеком.
– Нет! – голос Ярмира охрип.
С облегчением, будто сбросил с себя вековую ношу, он обнажил клинок. Свобода, забытый Марушен подарок, вырвалась на волю и плясала на острие меча.
– Взять их! – рявкнул кнежеский шпик.
Ярмира подхватил вихрь, и он полностью отдался во власть стихии. Единственное, что врезалось в память – глаза бродяги. Ярмир видел, как насмешливый интерес сменяется удивлением, удивление – растерянностью, а та – ненавистью. А потом бродяги не стало – чей-то окровавленный меч, стиснутый рукой в знакомой перчатке, снёс шпику голову, и Ярмир почему-то не хотел узнавать этот меч. Он почувствовал спиной спину Нейджи, её резкие движения – и вихрь усилился, закрутил пуще прежнего…
Он очнулся от крика Нейджи:
– Остановись! Прекрати!
Ярмир моргнул, с недоумением огляделся. Он стоял на поле мёртвых. Гвардейцы были не просто убиты – изувечены до неузнаваемости. У многих тел не хватало голов, у других – рук, ног. Выбившаяся из сил Нейджа пыталась оттащить его от последнего целого тела с рваной раной на груди. Ярмир бросил меч, схватил Нейджу за плечи, впился в неё взглядом.
Это всё сделал он? Не может быть. Нет!
«Да», – безмолвно ответила Нейджа, – «да».
Ярмир разжал пальцы, женщина рыбой скользнула вниз, упала на колени, разрыдалась.
Вихрь ушёл, оставив пустоту.
Они поднимались к замку – логову зверя. Стены из чёрного камня занимали полнеба и грозили вот-вот обвалиться на голову. Ярмира не страшил и такой исход. Казалось – главная битва только что закончилась, и он проиграл. Выиграл, и поэтому проиграл. «Хотите одолеть зверя? Это невозможно… Как невозможно сойтись в схватке с самим собой и победить». Слова Нейджи холодными каплями били в макушку.
Землю тряхнул мощный толчок. Нейджа беспокойно оглянулась: