Дворец – первое из увиденных мною знаний, разительно отличающееся от однотипных жилищ «пёстрых». Внутренняя отделка под мрамор смотрелась солидно и богато, на стенах висели картины лучших местных художников с изображениями пустыни и гепрагонов. Ближе к «пентхаусу» Кэттори пошли портреты великих деятелей Империала, усопших и здравствующих. Под ногами приятно шуршал искусно сшитый ковёр из вечно зелёных неувядающих листьев.
В обеденном зале на восьмом этаже стоял широченный стол, по центру через вырезанное отверстие проходил небольшой фонтан. Остальное пространство занимали плоды в различных вариантах приготовления. Узорчато-нарезанные, а некоторые, как мне показалось, прошедшие термальную и иную обработку, они создавали иллюзию множества разнообразных блюд, являясь при том одной и той же субстанцией. Но ведь речь о разумных гепрагонах, их даже нищие горожане ощущали каждый раз по-разному, что говорить о первых лицах города. Не иначе, мозговитые растения выкладывались по максимуму, дабы ублажить гастрономические аппетиты императрицы и её советников.
Не обращайте внимания, я просто старался расслабиться перед предстоящей встречей с «великой и ужасной» Кэттори. В её личные покои меня не провели. Но я и не ожидал. Императрица сама пожаловала в обеденный зал в сопровождении трёх советников и вереницы безликих слуг, будто муравьиная матка. На советниках мешками висели самые «пёстрые» из виденных мною халатов. Теперь я не сомневался, что крутость в Империале определялась пёстростью одежды. Потому на слугах висели нарочито ужасные и серые лохмотья, оборванные и засаленные. Исключение составляли Лучшие, носившие бежевые халаты под цвет песка, подчёркивающие, надо понимать, силу внутреннего мира избранных юношей.
Сама же императрица поразила меня своим видом. Но не потому, что я счёл его изумительно экстравагантным для нынешней моды – хотя, и это в том числе, – а во многом из-за взбудораженных и глубоко спрятанных ассоциаций. Тело Кэттори от шеи до щиколоток покрывала вьющаяся зелёная растительность. В редких просветах плотного одеяния просматривалась традиционно смуглая кожа, а чёрная коса императрицы доходила до колен. На мгновение я представил, что передо мной загримированная под Экспоната Меган Дайер. Но, конечно же, их лица отличались, как и одеяния, что нисколько не отменяло постигшего меня изумления.
– Проклятый еретик, завладевший сыном неба и париасса Сумволем, доставлен вам, госпожа, – заправски отчеканил лекарь Морр и поклонился, продемонстрировав для старика чудеса пластики.
Темноглазая Кэттори с лицом вчерашней девочки-подростка с деланным равнодушием и неприязнью изучила меня и проговорила неестественно певчим голосом:
– Как мне к тебе обращаться, еретик?
Ну надо же, снизошла до того, чтобы спросить имя! Обнадёживающее начало переговоров.
– Зови меня Майло. Отличное имя.
Морр хотел мне что-то растолковать о правилах обращения к императрице, но та жестом остановила лекаря, резонно посчитав формальности лишней тратой времени.
– Ты предупреждал, что город в скором времени подвергнется разрушению, – отрывисто продолжила Кэттори, не сводя с меня пристального взгляда. – Мы уже лишились Стены, без видимых причин. Продолжаем терять окраины. Людей и здания.
– Всё в точности соответствует пророчествам проклятых о неизбежном Бунте Песков, – испуганно пробормотал один из советников, чем вызвал приступ гнева у своей госпожи.
– Но только Призрак может сотворить такое! – властно заявила императрица и тут же снизила тональность: – Я хочу знать, чем вы его разгневали?
Услышав про Стену и окраины, я вдруг неожиданно ужаснулся. А что, если квазиреальность разрушается не хаотично, а подчиняясь определённым законам? Например, сужая пространство вокруг единственного уцелевшего червя, то есть меня. В таком случае ни Руин, ни цифрофагов за горизонтом мне найти уже не суждено. Но я тут же отогнал мысли о погибели, снова вспомнив инструктаж Парсона (ох, не зря внимательно слушал полковника!). Одному из червей удалось спастись на исходе третьего дня разрушения. Будь теория о сужающемся разрушении верна, вряд ли червь смог бы добраться до горизонта.
– Призрака разгневали и вы, а не только еретики, – ответил я и нанёс неожиданный удар: – К которым я не имею никакого отношения.
Сработало. Концентрация удивлённых физиономий в обеденном зале зашкаливала. Я ощущал их, наблюдал периферийным зрением, но смотрел в глаза Кэттори, будто у нас шло противостояние, кто кого переглядит. Даю пари, она ожидала чего угодно, но не того, что я стану открещиваться от еретиков. О возможном существовании третьей силы в Империале не привыкли думать. Не дав им опомниться, я продолжил вербальное наступление:
– Твои советники просчитались, милашка. Я – посланник Призрака Пустынь, взявший во временное пользование тело благородного Сумволя. Нас было двое, но моего помощника изничтожил преподобный лекарь Морр. – Я метнул злобный взгляд на остолбеневшего старика. – Песчаный Апокалипсис, называемый вами Бунтом Песков – результат его деяний. Призрак не любит терять верных подданных, как и любой уважающий себя правитель.
Речь возымела нужный эффект. Стоило наделить её высокопарными и цветастыми выражениями, столь почитаемыми в Империале, и пару раз упомянуть местное божество, как со мной стали считаться.
– Что же хотел донести до нас Призрак Пустынь? – после затянувшегося всеобщего молчания осмелился спросить второй из советников.
Императрица не стала перечить ему. Значит, игра пошла по моим правилам.
– Последние пеклоциклы Призрак недоволен качеством Лучших, которых вы ему преподносите, – выдал я заранее приготовленную легенду. – Он послал меня проверить, в чём дело. То ли уровень развития жителей Империала снизился, то ли дело исключительно в подготовке Лучших.
Собравшиеся переваривали сказанное, силясь понять его значение.
– Мы готовим Лучших, как и прежде! – твёрдо заявил третий советник. – Школа работает исправно, о чём говорят успешные Подношения. Последний цикл засухи случился…
– Призраку надоело наказывать вас голодом и засухой, – напористо прервал я советника. – Он решил дать вам последний шанс, но перед этим отправил в Империал двух посланников убедиться, что город действительно потерял для него интерес. Вы не цените дары Призрака должным образом, и с каждым скатом лишь деградируете. Может потому, что всё даётся вам слишком легко? Вода, пища, источники топлива, лечебная водица и даже долгая молодость. Такие соблазны ухватиться за вечную жизнь.
Не уверен, что собравшиеся понимали, в чём именно их обвиняют. Даже бравый третий советник не нашёлся, что возразить.
– Мы пользуемся домами омоложения строго трижды в течение жизни, – забормотал лекарь Морр у меня под ухом. – Четвёртая попытка приводит к мгновенной и мучительной смерти. Тело растворяется без остатка.
Кто-то всё же пробовал обойти правила, если у «пёстрых» есть сведения о последствиях. Скорее всего, дело в генетическом контроле. Созданные Экспонатами – или кем-то ещё – бассейны записывали код тела наподобие того, как цифрофаги записывали персональный код души. Превышение лимита омолодительных процедур приводило к активации режима уничтожения. Конечно, режим нейтрального состояния бассейна выглядит гуманнее. Но если бы я оставлял для «пёстрых» подарок в виде домов омоложения с трёхразовым допуском на одну персону, то непременно использовал бы именно такой, радикальный, способ контроля. Чтобы неповадно было.