— А знаете, господа, — сказала генеральша (ее все так заочно называли) — как в Царскосельском госпитале один офицер стрелял в Государыню Александру Федоровну. Мне рассказывали, что дело происходило приблизительно так: Государыня подошла к постели тяжело раненого офицера, милостиво с ним беседовала и, между прочим, спросила его при каких обстоятельствах, где и когда он был ранен. Офицер рассказал, что он был ранен пулей во время контратаки. Гвардейский Германский Гессенский полк[49] не выдержал русской штыковой атаки и бросился бежать, побросав оружие. «Это неправда, — сказала Императрица, — Гессенская Гвардия не могла бежать», — и не попрощавшись, отошла от раненого[50]. Офицер выхватил из-под подушки револьвер и выстрелил в Государыню, но промахнулся. Ночью он был расстрелян.
На меня этот рассказ произвел удручающее впечатление, хотя по своей неправдоподобности он похож скорей на сплетню.
Знает ли Правительство, что подобные «новости» передаются уже в семьях офицеров Генерального Штаба? Осведомлен ли Государь о подобном состоянии умов от генерала до солдата! И, вообще говоря, к чему могут привести вое эти разговоры, критика, сплетни! Ощущается какая-то особая атмосфера всеобщей напряженности, недовольства, отчаяния. Воздух насыщен каким-то электрическим зарядом. Но, может быть, это только кажется, ведь жизнь идет по-прежнему.
Последуем теперь примеру одного великого французского писателя и обратимся к мнению человека из «народа» — к нашей кухарке.
Муж ее работает на Путиловском заводе, то есть словчился от военной службы и зарабатывает очень хорошо, что не мешает ему быть против войны и правительства в результате ежедневной революционной обработки. Мысли свои он высказывает и нашей Наташе.
У нас часто бывает моя тетя, богатая помещица и ярая монархистка. Война помешала ей возвратиться в Рим, где она постоянно живет уже лет 20[51]. Западная Европа дала ей своеобразную «демократичность», что не мешает ей любить Россию больше Европы и быть православной и монархисткой.
Она очень любит иногда пойти на кухню и сама приготовить, с присущим ей талантом, какое-нибудь очень вкусное блюдо.
Вернувшись как-то домой из казарм и, узнав, что тетка моя священнодействует на кухне, я пошел туда, с ней поздороваться и случайно услышал конец крупного ее разговора с нашей кухаркой.
— И какой это Царь? — говорил голос Наташи.
— А какого же вам надо Царя? — кричала моя тетка.
— Как какого, — ответила наша кухарка, — ну вот хоть нашего барина (то есть, моего отца).
— Дура!
Я расхохотался от такого оборота спора. Отец мой никогда не разговаривал с прислугой и меня поразило его «избрание». У жены рабочего Путиловского завода цела монархическая традиция и уважение к своему барину.
Сегодня утром я вышел из дома в 7 с половиной часов утра и забыл надеть шашку. Спохватившись на полпути и, вспомнив Начальника Учебной Команды, я вскочил на первого попавшегося извозчика и полным ходом галопировал сначала домой за шашкой, а затем в казармы — как бы не пропустить выход белого шпица.
Слава Богу, всё обошлось.
Начались забастовки на заводах. Кажется, и женщины недовольны — ощущается недостаток в хлебе, выдают по фунту на человека. И это в России — житнице Европы. Может быть, виной всему расстройство перевозочных средств. Но других продуктов сколько угодно. По крайней мере дома я ничего не слышал о продовольственных затруднениях.
Некоторое время тому назад я записался пайщиком в Гвардейское Экономическое Общество, под № 37037.
На полковом плацу выстроены маршевые роты. Но их не посылают в действующий полк. Эти роты отправляются на побережье Черного моря для сформирования особого корпуса для производства десанта на Константинополь.
Странные роты. Негвардейского вида солдаты старших возрастов, ратники с бородами, мужиковатые. По-видимому, лучших солдат оставили для своего полка.
Полковник Яковлев[52], заведующий хозяйственной частью, обходит роты, опрашивая, нет ли каких-нибудь претензий или жалоб.
Затем появляется священник и служит молебен. Роты отправляются на Николаевский вокзал[53], и я назначен сопровождать одну из них. Выступаем.
Идем по Сампсониевскому проспекту. Казармы нашего полка со всех сторон окружены заводами и рабочими кварталами. На панелях стоят очереди женщин у продовольственных лавок. Я вижу это впервые. Но я думаю, что очереди стоят у рабочих кооперативов, а не у обыкновенных лавок.
49
Как известно, такой полк в Германской армии не существует — Прим. автора [полоса бумаги с этой фразой отпечатана и вклеена в «Записки» позднее].
51
Анна Николаевна Кутукова (1871–1925) — дочь Николая Николаевича Кутукова и его жены Марии Павловны, урожд. кнж. Мансыревой (Мансуровой). Певица, пианистка. В 1896 выйдя замуж за художника Александра Александровича Сведомского (1848–1911), переехала вместе с супругом в Рим. Последние годы жила в Сан-Ремо вместе с дочерью Анной Александровной Сведомской (1898–1973), в замужестве Джизмонди.
52
Петр Михайлович Яковлев (1878–1931) — военачальник. Окончил 3-е Александровское училище. Служил в Лейб-Гвардии Московском полку. В 1917 вышел в отставку. Позднее служил в Красной армии. Преподавал на Петроградских пехотных курсах. Затем работал в Военно-медицинской академии кассиром, шил и чинил обувь для театров, был военруком Финансового — экономического института. Был арестован по обвинению в утаивании утвари полковой церкви и организации контрреволюционного заговора и был расстрелян.