Их брак не захотел признать мой дед Николай Алексеевич, потому что его сын, столбовой дворянин, женился на дочери бывшего крепостного. Отец мой поступил на службу в Страховое Общество «Россия». Лишь через три года после моего рождения мои родители повезли меня к дедушке в Хвалынск, где и состоялось семейное примирение.
Можно легко себе представить, что меня не воспитывали в сословных, дворянских традициях, а скорее в либеральном духе интеллигенции начала двадцатого столетия. Никаких связей с дворянскими кругами в Петербурге у нас не было, и я не был приписан ни к рязанскому, ни к пензенскому, ни к петербургскому дворянствам. О дворянстве у нас в доме никогда не говорилось. Это была семья русских интеллигентов. Но я знал, разумеется, о принадлежности нашей фамилии к столбовому дворянству. В школе прапорщиков на вопрос ротного командира, я и заявил о моей принадлежности к дворянству, что давало мне возможность выйти в Запасный Батальон Лейб-гвардии Московского полка в Петрограде или в Запасный Батальон Стрелков Императорской Фамилии в Царском Селе. Я выбрал Московский полк, так как он был в Петрограде, где жили мои родители. О том же, что стрелки Императорской Фамилии были гораздо «лучше и шикарнее» московцев, я узнал лишь впоследствии.
В Запасный Батальон Лейб-гвардии Московского полка 1 февраля 1917 года были выпущены прапорщики трех категорий:
1) Прапорщик Георгиевский, сын нашего полкового врача, из Пажеского Его Величества Корпуса с правом ношения формы полка.
2) Прапорщики с производством в армейскую пехоту «с прикомандированием к полку для испытания по службе с правом перевода в полк впоследствии», то есть зачисления в Гвардию на военное и на мирное время с правом ношения формы полка.
3) Прапорщики с производством в армейскую пехоту с прикомандированием к полку на военное время. После окончания войны следовало переводиться в Армию.
Таким образом получалось три категории офицеров, долженствующих умирать «За Веру, Царя и Отечество»:
1) Из Пажеского Корпуса — «свой в доску».
2) Отвечающие всем сословным дворянским требованиям.
3) Терпимые лишь на время войны.
Николай Алексеевич и Екатерина Васильевна Кутуковы с сыном. Петроград, 2 февраля 1917 г.
Дело в том, что офицеров дворян неоткуда было достать — их просто не было в достаточном количестве: приходилось решать дилемму — или принять не дворян, или расформировываться! Сословная спесь помешала принять благоразумное решение, что создало совершенно недопустимое и, главным образом, вредное настроение в офицерской среде. Вскоре эта бестактность была оформлена документально. Всем вновь испеченным прапорщикам было предложено заполнить анкету с указанием о сословной принадлежности родителей, родственников, знакомых и их социального положения. Я написал о крестьянском происхождении моей матери, ее сестры, их образовательном цензе, о службе моего отца в Страховом Обществе, о службе Ларисы Васильевны городской учительницей, и о наших знакомствах из интеллигенции. В скором времени, из приказа по Запасному Батальону я узнал, что по постановлению собрания господ офицеров Действующего полка я был зачислен в полк лишь на военное время, несмотря на столбовое дворянство моего отца!
Можно себе представить, с каким чувством я прочитал этот приказ… (И можно лишь удивляться, конечно, что я и по сей день, январь 1953 года, состою в Объединении Лейб-гвардии Московского полка! Забыв обиду, я через полк почитаю славное, прошлое России).
Но этим сословный тупик еще не закончился. Сама жизнь тотчас же показала, до какого абсурда можно дойти, когда нет реального подхода к ее требованиям. Когда все прапорщики вышли в Запасной Батальон, то им было предписано, согласно правилам Офицерского Собрания, сделать визиты господам офицерам полка. По этим правилам визиты не полагались ни военным врачам (людям с высшим образованием!), ни военным чиновникам, ни духовенству. И вот получилась курьезная картина: полковому врачу, потомственному дворянину, отцу прапорщика Георгиевского, вышедшего прямо в полк из Пажеского корпуса, прапорщики не дворяне, полудворяне, или признанные неподходящими по социальному положению, были обязаны не делать визитов! Вот пример, в какие дебри зашел сословный строй Императорской России…[24]
24
См. стр. 71. — Прим. автора. На этой странице машинописных «Записок» рассказан эпизод, начинающийся словами: «Я очень люблю завтракать в Собрании»; см. стр. 104 настоящего издания.