Боб потер подбородок.
— У себя в оранжереях она может беситься сколько угодно. Но обойди ферму, и ты увидишь, что она заняла под лаванду двадцать гектаров.
— Ты шутишь!
— Думаю, в ее «Зеленом раю» все идет тип-топ. Магазин процветает. Я даже и не предполагал, что у нас столько любителей экзотики. Но что касается земледелия, тут Виолетта ни черта не смыслит. Похоже, ее это и не занимает. Но одно дело запустить землю, и совсем другое — землю с лавандой. Тут твоя сестра попала в затруднительное положение.
— Это неправда.
— Ладно, Милл. Я пришел не для того, чтобы спорить. Я сказал что хотел. Делай как знаешь.
Боб не только убрал из проема ногу, но и решительно прикрыл за собой дверь. Сквозь мутные стекла и стену дождя Камилла видела, как его высокая фигура удалилась к белому пикапу.
Чего он хотел добиться своим визитом? А впрочем, плевать! Ей нет дела ни до Боба Макдагла, ни до его забот. И у Виолетты нет никаких трудностей и странностей. Она всегда слыла увлекающейся натурой. И одевалась экстравагантно, но, надо признать, с большим вкусом. Летящие блузоны, асимметричные многоярусные юбки, пестрые шали, висячие украшения… Казалось, еще чуть-чуть, и она будет выглядеть как модель со страниц цыганского каталога. Но Виолетта не делала этого последнего шага и всегда оставалась очень женственной.
Камилла доплелась до спальни и бросилась на кровать. Нет, у Виолетты все хорошо. У всех все хорошо. Только у нее плохо. А если даже у сестры и проблемы, чем она-то может помочь? Сейчас она не в состоянии помочь даже самой себе.
На мгновение Боб пробудил в ней слабые признаки жизни, но только на мгновение. А теперь в ней снова все застыло и умерло. Все.
Через четыре дня все так же лил дождь. Он радовал фермеров: апрельский ливень обеспечит хорошее цветение в мае. Но Камилла слышала в его монотонном стуке только тоску и беспросветность. Поскольку это как нельзя лучше соответствовало ее настроению, она выбралась на прогулку.
Щеки горели от холода и пронизывающего ветра, по телу пробегал озноб. Но Камилла два часа бродила по полям и угодьям, пока ее держали ноги. Когда она добралась до дома сестры, было начало седьмого. Она сняла на закрытой задней веранде изгвазданные сапоги и старую фуфайку, которую надевал еще отец, развязала башлык. С кончиков ее волос падали капли, в отвороты джинсов набились грязь и мусор. Камилла дрожала, как осиновый лист.
— Бог мой, Милли! Ты же продрогла до костей! Иди скорее греться, цыпленок! — воскликнула Виолетта.
Она загнала Камиллу в кухню, где топилась старомодная плита. На плите шкварчало и булькало в многочисленных горшочках и кастрюльках. Камилла приподняла несколько крышек. Так, главное блюдо, похоже, треска, фаршированная шпинатом. Салат на столе резко распространял аромат каких-то пряностей. Рядом стоял кувшин с травяной бурдой. Нет, сестра ни разу в жизни не приготовила нормального обеда. Только что-то полезное и диетическое.
Пока Камилла обследовала кастрюльки, Виолетта уже накрывала стол.
— Сегодня мы начнем с рыбного супа по-нормандски, Милли. Ты стала тощей, как стручок фасоли, того и гляди, штаны потеряешь.
Камилла пропустила ее замечание мимо ушей — ее волновало кое-что поважнее:
— Летти, а что в этом супе?
— О, все, что надо! Лук, морковь, лимон, сельдерей и другая зелень, разные пряности и, конечно, тресковые головы.
Камилла потихоньку выругалась. Виолетта только ласково улыбнулась и продолжила сервировать ужин. Через минуту она осторожно заметила:
— Я вижу, ты ходила гулять?
Камилла молча стала раскладывать приборы.
— Сегодня ты в первый раз вышла из дому. Меня это радует, а то я уже начала бояться.
— Чего тебе бояться? — Камилла глубоко вдохнула. — Не бойся, я не буду вечно сидеть у тебя на шее. Я не хочу тебя обременять, мне надо только…
— Что за чепуху ты мелешь! — возмутилась Виолетта. — Ты вовсе не сидишь у меня на шее. Эта ферма такая же твоя, как и наша с Дэзи. Можешь спокойно жить здесь хоть до конца своих дней, было бы желание. Места всем хватит.
— Нет! — резко возразила Камилла. — Ни за что!
Она обвела взглядом кухню. Когда-то в этих краях осели их шотландские предки. Они возвели этот дом. И хотя многие поколения Кэмпбеллов перестраивали его по-своему, в сущности он мало изменился. Широкие дубовые половицы отполированы до блеска, сбоку от плиты лоскутный коврик. На нем плетеное кресло-качалка. Старинные темного дерева буфеты и горки, по большей части с такой же старой, теперь уже антикварной посудой, массивный обеденный стол… Виолетта только притащила сюда обитую ситцем мягкую мебель и повесила шторы в цветочек, отделанные кружевом в деревенском стиле. Да еще цвет шпалер сменился с бело-голубого на бело-розовый. И широкий подоконник был теперь заставлен бесчисленными горшочками с приправами, пряностями и лечебными травами.