- Ты, евангелист сухозадый, совсем оскудоумел, ты почему у меня выгреб последний овёс. Ведь эти двадцать пудов оставлены были комиссией на семена. Да ещё деда настращали, его и без вас скоро кондратий хватит. Вот где выгреб, туда обратно и свези!
В половине марта состоялось самое шумное партсобрание. Оно было долгим. После всех условностей избрали президиум. Председатель Сергей Захарович Поспелов объявил собрание продолженным, попросил встать и спеть интернационал. Пели громко, но бестолково, каждый по - своему, да и слова наполовину путали. А некоторые специально базланили: "лишь мы разбойники всемирной". Это позднее за такие вольности можно было получить по десять лет без права переписки. А пока люди говорили то, что думали, начальства не боялись, свободу представляли в истинном её значении.
Повестка собрания одна - развёрстка. О её ходе и выполнении доложил председатель Бронников. Затем секретарь долго читал, кто сколько уже вывез и кому сколько еще вывозить. Список был длинным - около четырёхсот хозяйств, послабления не было ни кому. Люди сидели почерневшие, обозлённые, каждому хотелось высказать своё, наболевшее. Со скамеек вскакивали, друг на друга кричали, хоть в узде держи. Слово взял представитель волпарткома.
- Товарищи! - засыкая рукава и подходя к краю сцены, - начал он свою речь.
- Товарищи! В России разруха, фабрики и заводы не работают, рабочие голодают, в Поволжье засуха, народ мрёт, надо спасать людей, немедленно отправлять все запасы, все излишки. Коммунисты не должны хныкать, должны первыми сдать все виды развёрстки... О многом и долго он говорил, что во всём виновато царское правительство и развязанная им война, буржуазия, генералы и Колчак, что сейчас эпоха военного коммунизма. Стращал суровыми законами за срыв, за саботаж, за невыполнение. Выступал и Этко. Он говорил о том же самом. Потом слово дали Ивану Борисову, бывшему командиру первого партизанского отряда, раненому в бою под Бащелаком. Стараясь быть спокойным, он заговорил о том, что здесь собрались люди, добровольно вступившие в партию, чтобы помогать проводить мероприятия Советской власти, нашей власти, завоёванной кровью. Многие из нас добровольно отвезли весь лишний хлеб. И мы понимаем, что наше святое дело спасать таких же людей от голодной смерти. Коммунисты выполнят свой долг, но надо разобраться. Как бы не сотворить новое Поволжье здесь у нас. Ведь надо оставить что - то и на семена. Слова о том, что Советская власть весной позаботится о севе, могут так и остаться словами. И не надо стращать народ ревтребуналом. За что же судить людей, да ещё и с конфискацией имущества. Это за своё же собственное, хорош закон - нечего сказать. Не зря люди эпоху военного коммунизма стали называть эпохой венного бандитизма. Разве мы за такую власть боролись? Ломают через колено, да ещё и стращают. И не надо всю эту беду валить на царя и Колчака, сами поболе их виноваты. Выступали многие, были и взаимные укоры, временами доходило до драки, объявлялись перерывы и снова продолжались выступления. Уже поздно ночью Бронников призвал не жалеть личного труда и ради спасения завоеваний революции усилить хлебосдачу. На том и порешили.
На следующий день из волости пришла очередная бумага: Сельревкому. Объявите населению, что взамен зерна принимает упродком мясом в живом и битом виде, согласно прилагаемого коэффициента. Живой скот, а так же и мясо принимает в Бийске бойня и склад. И снова собрание на этот раз уже сельский сход. Начал его Бронников с неприятных новостей. На днях, в село прибудет какой - то продовольственный вооруженный отряд, при нем создан трибунал, который за не сдачу или упорство и саботаж будет судить и садить в тюрьму, а имущество осуждённых будет всё отбираться в казну, семьи осуждённых из дома будут выселять. В Солонешном мужики злые, даже знакомые не здороваются, а некоторые совсем отворачиваются. Потом он зачитал положение о замене зерна живым скотом или битым мясом. Объяснил условия замены. Ещё раз обмозговали инструкцию с правилами. Этот обмен был более выгоден, так как скот был почти у каждого. Да и гнать его можно было на своих ногах, а главное, можно будет выкроить какое - то количество хлеба. Замена разрешалась не всем, это опять же решала комиссия, снова всё перепроверяла и объявляла плательщику. Опять же всплыли трудности по оплате. Ежедневно курс денег падал, ни кто и ни что на них не продавал. Овца под весну стоила сто тысяч, корова на базаре в городе стоила уже пять миллионов и более. Не хотели брать мужики эти белохвостые тысячи, они годились только на то, чтобы оклеивать крышки сундуков, да двери в сортирах. Тут же на собрании нашлись и посредники. Братья Горбуновы, Константин и Клементий, а с ними в компанию Протас Петухов да Василий Хомутов. Они попросили обчество разрешить им набирать живой скот в гурты и перегонять в город, нанимать погонщиков, вести все расчёты с конторой упродкома и со сдатчиками. Собрание установило им и плату за труд.
И заработала вновь открытая контора "рога и копыта". Защёлкали бичи погонщиков, заревели дурниной бурёнки в обширных пригонах Хомутова, где были поставлены большие коромысловые весы. Не меньше по коровам выли и их хозяйки. День и ночь в Костином коровьем предприятии шумно, сквернословия вдосталь. Скрипят весы, торопят приёмщики сдатчиков, да тут же и обвешивают и скидку делают непомерную, без зазрения стыда и совести, лают их мужики. А скот всё гонят и гонят, даже из соседних выселок и посёлков. Угнали первый гурт, набирают второй. Отправка хлеба тоже не останавливалась. И шли обозы или одиночки на двух трёх возах. Лошадёнки уже заморённые, рядом с подводами шли мужики, такие же исхудалые, как лошади. Они везли хлеб, мясо шерсть, яйца, сено. Шли и под скрип полозьев, каждый думал свою горькую думу. За что же такая кара, кто же их мучает, надолго ли этот произвол и насилие. Уж не чужеземный ли враг стал во главе государства. И безответны были их тяжелые думы, а пришедший с их же помощью в мир сатана калечил их тела и осквернял души на все последующие времена.
* * *Парятся на косогорах солнечной стороны многие полосы, от черных заплат поднимается пар. С любовью и неуверенностью смотрят мужики на свои десятины, полудесятины и разные косые, как пифагоровы штаны, загоны. С любовью потому, что они их собственность, что они с незапамятных времён были нарезаны обществом ещё их прадедам или дедам. Это их колыбель, многие и рождены были здесь, прямо на полосах. Они срослись воедино с этой жирной чёрной земелькой и всем тем, что росло на ней. Они дрались за эти клочки, будут драться и впредь. С неуверенностью смотрели потому, что сеять у многих нечем, сами отвезли семена в продразвёрстку. А тут пошли слухи, что на степи сгоняют народ в какие - то коммунии. Все будут жить в больших домах, спать под одним одеялом и есть будут из "огромадных корытьев".
Вернулся с лесозаготовок Макар Кордыбаев и стал рассказывать, что дальше за горами в тайге появились банды. Налетают на сёла, убивают коммунистов. Главный у них какой - то есаул Кайгородов. Его отряды стоят в недоступных местах. Народ там сильно злой, даже не выпросишься ночевать, не накормят и не напоят.
Распоряжения в сельревком по - прежнему поступали, как из рога изобилия. Одно грознее другого. Почту возили дежурные нарочные. Разорвав очередной пакет Бельков подскочил, как ужаленный. Он позвал председателя и зачитал ему. В бумаге предписывалось немедленно приступить к созданию коммуны. Возмущению Белькова не было предела:
- Теперь они учить будут, как жить, будто мы только родились, будто наши отцы и деды до них не знали, как жить. Был вечный закон - кто не работает, тот не ест. Что они там это выдают за своё изобретение! Какое им дело до нашего уклада. Зачем, как скот, сгонять в общий сарай. Ведь это же насилие над душой.
- Подожди Петро, - остановил этот поток Бронников. - Надо собирать партячейку, раз заставляют - будем выполнять, такая наша обязанность.
В назначенный день в сельский совет приехало сразу шесть уполномоченных от различных инстанций. По селу уже разнеслись слухи, об организации коммуны и людей набилось в народный дом, как огурцов в кадке. Докладчиком был представитель из уезда. Основной смысл его выступления сводился к тому, что надо организовать коммуну и всем миром в неё вступить. А коммунисты просто обязаны в числе первых вступить. Поднакопим опыт и передадим братьям по классу в Китай, когда сделаем там революцию. В ответ слышались выкрики: