Командиры армейского отряда всё ещё не могли прийти в себя. Транспорт от волревкома не отпускался и площадь походила на конный двор. Ранкс уехал в Матвеевку, Александров в Макрьевку, Лобанова срочно вызвали в Черемшанку. Мы работники отделов, закрыв свои бумаги в шкафы, слонялись из кабинета в кабинет. Дождавшись вечера, все пошли по домам. В это время за селом началась стрельба. Я быстро рванул на квартиру, на встречу мне из оград выскакивали красноармейцы и бежали на площадь. Когда запыхавшись я прибежал домой, то мои хозяева уже сидели в подполе. Следом за мной пришёл и хозяйский зять Пахом. Он был навеселе и с бутылкой самогона и, как его не уговаривали, в подпол не полез, не полез туда и я. На завтра узнаю, что всё произошло, как и рассчитывали Ваньков с Буньковым. Красноармейцы бежали в сторону Медведевки, бежать было легко, оружия ни у кого не было.
Колесников послал своего сына, чтобы объявили общий сбор, а сам направился в ревком, хотя председатель сбежал, но секретарь был на месте. Когда Колесников вошёл, секретарь встал, поздоровались, но руки друг другу не подали.
- Присаживайтесь, Ларион Васильевич
- Некогда сидеть Павел Семёнович, у вас свои дела, у нас свои. Вы всё тут считаете, сколько содрать с каждого двора, особенно с бандитских хозяйств. Спасибо за это, может быть, и получите, но только не от нас, мордуете наши семьи, смотрите не перестарайтесь, и не попрощавшись вышел. От этого посещения и угроз у Белькова остался на душе осадок горечи. Да, надо бросать все, может быть даже уезжать, хотя бы на время, а то можно лишиться головы.
"Рать" была в сборе, увидев командующего, стали строиться повзводно. Проехав вдоль строя, Колесников осмотрел своё войско, кое - кому дал замечания и приказал разъехаться по домам, собираться в дальний путь. С собой взять продуктов не менее чем на три дня. Повернулся к Дудареву и спросил, почему нет Бурыкина. Тот ответил, что Бурыкин лежит дома хворый, видно простудился.
Когда Колесников вошёл в горницу, то увидел, что его зам лежит, накрытый тулупом бледный и потный. Домна сидела здесь же на сундуке у стола, с замотанной головой, от неё пахло керосином.
- Что - то вы разболелись оба не вовремя, - сказал Колесников, присаживаясь возле кровати. - Серьёзное что ли, Петруха? А я привёз новости, сегодня получил послание от Пьянкова, пишут, что их сорок человек и могут соединиться с нами. - обернулся к Домне,
- ты бы пошла, посидела пока в другой комнате, - Домна вышла в кухню, за ней вышел Дударев.
- Как - то у нас с тобой, Ульянович не все складно получается. Мои поручения ты выполняешь точно, а вот уходить с нами не хочешь. Ведь если мы уйдем на соединение, нас станет больше, тогда сможем контролировать большую территорию. Будет тогда и к нам народ приставать. Или я тебе стал не люб, или задумал сдаться?
- Ларион Васильевич, да как тебе такое в голову могло прийти. Причины две, Домна не может сейчас верхом ездить и отставать от меня не собирается и главное то, что я не хочу объединяться с белопогонниками, и выслушивать их упрёки, что мы помогли Советской власти захватить Россию. Поезжайте с богом, во всём вам здоровья и успеха, разреши остаться со мной немощным, они всё равно тебе будут обузой. Будем ждать вашего возвращения.
- Будь по - твоему, - Колесников, попрощался и поехал домой собираться в дальний поход.
Дома обстановка, как на похоронах Аксинья все время смахивала слёзы и, увидев мужа, снова заскулила:
- Вот ты Ларион уедешь, а нас опять будут терзать, посылать в подводы или лес рубить.
- Потерпи, Бог даст, вернёмся с большим войском, тогда и победа будет близка. Если что будут отбирать, пусть забирают, не жалей, будем живы, наживём, главное береги ребятишек. Худую обувку сноси к свату Лазарю, он подошьёт. Если что есть ещё из доброй одёжки, то спрячь, чтобы не отобрали.
Колесников из дома не выходил весь день. Здесь же были и оба старших сына. Чистили оружие, поправляли сбрую, латали перед уходом прорехи в хозяйстве, вроде бы всё уже переговорили, но всё время казалось, что - то ещё не досказано, что - то самое главное.
Во второй половине дня всем составом прибыл отряд солонешенцев. Ларион Васильевич уже начинал беспокоиться, ведь обещали утром. Но это всегда так, какие - то мелочи, но задержат. Ваньков за обедом обо всём обстоятельно доложил главному, договорились о времени выступления, и поехал наблюдать за сборами.
Бурыкин, через тестя оповестил всех, кто должен остаться с ним. Он давно уже наметил место под "каменными воротами", на правом плече Будачихи и намечал маршрут, каким придётся добираться до пристанища. Всем остающимся наказано иметь при себе продукты, лопаты, пилы, топоры, тёплую одежду и взять палатки, у кого они есть. Подготовить годных, добрых лошадей. Домашним о своих планах ничего не говорить. Сбор утром по второму ключу, возле последней избы. Уходившую кавалькаду из села не было видно, сам Бурыкин ехал впереди, за ним его жена, замыкал колонну зять Савелий Астанин. Снег глубокий, приходилось стороной обходить россыпи, чтобы лошади не переломали ноги. Уже смеркалось, когда добрались до стоянки. Обосновались перед россыпями в последнем пихтовом лесочке. Площадку расчистили и застелили лапником. Постепенно стали обживаться, по пути от основной тропы сделали несколько завалов - ловушек. Из плитняка и валунов соорудили печки, какие складывают орешники. По второму ключу была санная дорога, которая сворачивала влево к листвяку, а отсюда шла тропа уже к лагерю. Связь с родственниками наладили постоянную, в крайних домах создали продуктовые пункты, отсюда, время от времени их переправляли в лагерь. По ночам из села бывало видно не большое зарево над склоном горы. Отшельники попеременно приходили ночами домой, часто ночевал дома и Бурыкин, обо всём этом он после сдачи рассказывал мне сам. Слухи о том, что в Будачихе живут колесниковцы, всё больше распространялись. В Тележихе об этом знали все, разумеется, узнал об этом и волревком, но ни каких мер не принималось, воинская часть была отозвана.
Работа в Тележихинском сельревкоме не велась ни какая. Оставшийся секретарь ответственности на себя брать не хотел. Как - то, по приказу свыше, он собрал членов ревкома пришли всего четыре бабы. Стать председателем ни одна не согласилась, наметили на завтра собрать сельский сход. Два раза обошли село исполнители, посылали в посёлки и нарочных, но на сход пришло не более полусотни человек. Хоть и мало людей, но собрание решили провести, избрали президиум.
- На повестке дня у нас два вопроса, - объявил секретарь, - первый о выборе председателя, второй - разное. - У нас нет председателя, Новосёлова выгнали, да ещё чуть не убили, давайте выбирать другого. Кто - то крикнул, Колупаева Савелия, мужик хозяйственный, толковый, умеет читать и писать. Колупаев встал, поклонился и сказал:- Тогда вам надо найти мне здесь жену, ведь моя сюда из Плотниково не поедет, нет, уж вы меня не трогайте.
- Тогда давайте назначим Ивана Спиридоновича Печёнкина, предложил Бельков, - ему это дело знакомо, мы уж тут с ним вместе будем расхлёбывать, да дрожать пред трибуналом. Иван Спиридонович встал, снял свой треух:
- За доверие спасибо, но уж вы не обессудьте, если я вас в каталажку за провинности сажать буду, вместе мужиков с бабами. На том и порешили.
* * *Работа волостных сотрудников стала входить в норму. Сельревкомы продолжали буквально заваливать описями многих хозяйств, за не сдачу хлеба и других продуктов. Заврайфо снова послал меня в Тележиху делать опись хозяйства Колесникова, я отказывался, тогда меня вызвал Ранкс и сказал, что там нужно не только опись произвести, но и собрать всевозможные данные о скрывающихся в Будачихе повстанцах. Это задание секретное и, что лучше меня, его ни кто не выполнит и что партия на меня надеется. Последний аргумент для сопливого юнца был неотразим. Итак, я стал осведомителем. Разумеется, как местному жителю, узнать всё не составило труда.
Приехал из упродкома сам Этко, а с ним ещё подручные, дали разгон нашим волостным чинам за бездеятельность, и снова началась подворная трясучка. Выезжать в восточные села начальство боялось, только рассылали бумаги одну грознее другой. Я с вечера забрал в регистратуре удостоверение и корреспонденцию для сельревкома, и рано утром подвода с возчиком уже подъехала к моему крыльцу. Это сейчас, по прошествии многих лет я понимаю, откуда истоки того, что каждый маломальский шиш в партийных органах для простого народа становился бонзой. Ведь ни чего не стоило молодому юноше, да и любому другому, прийти на конюшню запрячь самому коня и ехать по делам. Но тогда мне было приятно чувствовать себя начальником и держать при себе, на побегушках пожилого возчика. Поехали мы по язёвской дороге. Перед спуском в село увидел, как мой отец с младшим братом Проней, накладывают на воза остатки снопов, мы помогли им и вместе спустились домой. Мама была рада встрече. После ужина пошёл в улицу, мне очень хотелось увидеть Маню Бронникову, которую, я очень любил, но случай не представился. От друзей я узнал много новостей и любовных и хозяйственных. Работа в нардоме совсем заглохла, собираться там боялись, да и нечем по вечерам освещать, не было керосина. Сходились, как и в прежние времена, по домам и квартирам, а летом на полянке. Также мне подробно рассказали об отряде Бурыкина, сколько их и кто. Разговаривал и с некоторыми коммунистами, все они знают об оставшейся группе, но от волпарткома ни каких указаний не поступает. В ревкоме я попросил вызвать трёх понятых. Пришли Мария Абатурова, Александра Попова и Иван Зуев. На двух дежуривших подводах мы поехали делать опись имущества. Встретили нас безбоязненно, так как всех знали. Аксинья Филипповна начала перечислять, я записывал, а понятые проверяли. Описали дом в две комнаты, амбар 1, баня 1, заимка на Язёвке 1, сенокосилка, требующая большого ремонта 1, плуг "Исаковский" 1, борон деревянных 4, саней 4, телега без заднего колеса 1, хомутов 3, лошадей рабочих 2, жеребят 2, коров дойных 3, молодняка 2, овец 4, хлеба ни пуда. Больше описывать нечего. Остальной скот сдан в продразверстку, всех овечек зарезали на прокорм поставленных на квартиру солдат. В комнатах бедно. Семья восемь человек, не хватает каждому даже подушек. Составили акт в двух экземплярах, указали, что ни каких претензий к комиссии нет, все подписались, и мы на тех же подводах поехали обратно. Также до сих пор мне не понятно, почему четыре молодых человека не могли пройти пешком триста метров, а гнали с собой два возчика и две подводы. Таких непоняток накопилось у меня за семьдесят лет жизни такая куча, что и на двух подводах не увезти.