Что касается птицы - то её ни кто, ни когда не считал. Птицу держали разную: и кур и гусей, и уток и индеек, и цесарок. Гусей и уток садили хозяйки на гнездо в комнате по две и по три, каждая из них выпаривала по 10 - 15 цыплят. Кур не надо было садить, они сами где - нибудь в траве или под амбаром выводили тоже по десять - пятнадцать цыплят. Хозяйки собирали каждый день корчагами яйца. Ели их ежедневно десятками, как картошку, продавали в лавку по копейке за штуку.
Пчёлы так же имелись у многих жителей, у некоторых заядлых пчеловодов до нескольких сотен колодок, ну а по пять - десять семей так это через дом. Самыми большими по количеству пчёлосемей были пасеки Михея Шадрина и деда Пахома. Даже приблизительно сказать, сколько было у того или другого, ни кто не смог бы, а сами владельцы правды ни когда не скажут, но, надо полагать, имели не по одной сотне. Со многими десятками были средние пасеки Марии Шадриной, Петра Шмакова, Василия Рехтина, Степана Тоболова, Евлантия Лубягина и Григория Гордеева. Остальные имели от четырёх - пяти до двух десятков. Разумеется, у каждого пасечника для гостя всегда водилось медовое пивцо. Для жданного из одной лагушки, для нежданного из другой. В день медового спаса было принято обязательно покушать мёду, но ведь пасеки не у всех, вот и был, сохранившийся испокон веков не зыблемый для пасечников закон. Они выкатывали у себя на крыльцо десятипудовую кадь с мёдом, возле которой хозяин стоял с черпаком и каждому приходящему наполнял посудину. Ходили и мы с отцом к Григорию Емельяновичу Гордееву, под горшок стриженому, старику лет шестидесяти. Он, в шутку обращаясь ко мне, спрашивал: "А Апрошку замуж возьмёшь?" - Этой Апрошке было лет двадцать, а мне семь, приходилось отвечать, что возьму, я тогда за черпак мёда, кого хочеш мог взять замуж.
* * *Все пашни от села были на расстоянии от одного до восьми километров. Самые ближние - это за паскотиной под Язёвским седлом, в Шеманаевой яме, Березовской яме, на гриве между третьим и четвёртым ключами, на лугу у Рехтиной пасеки. А потом постепенно удаляются в ту или иную сторону. Кашина яма, Абатурова Яма, Мягонькое, Лебедева Яма, Хомутов ключ, Плотниково и пр. Каждый сеятель хорошо знал землю на своих полосах. Знал, что нужно подготовить для посевной работы. Знал, что и когда сеять. Ранней весной, как только начинает стаивать снег, хозяин уже несколько раз побывает на своих пашнях. У него в голове спланировано, с чего начинать. В деревянных корытцах - ящичках на подоконниках со счёта проращены семена пшеницы и не одного сорта - аленькой, белотурки, черноколоски, и овса, и ячменя, и ярицы. Даже горох опробован. Процентов мужик не знает, но из ста зёрен взошло девяносто семь - это хорошо. А вот овёс из ста зёрен взошло только шестьдесят - это плохо надо искать другие семена.
Отрез и лемех у плуга отклёпаны, и наточены. Прошлогодняя тяга заменена новой, свитой из прочных верёвок. Вальки крепкие, Хомуты на каждую лошадь, а их четыре, подогнаны, мозолить шеи и холки не должны. Сменены некоторые барашки у борон, недостающие зубья вставлены. Овсяная либо ячменная мука намолоты, сено к избушке, либо к стану подвезено, во время пахоты лошадей надо кормить мешанкой из сена с мукой. У многих оставлен для этого времени и овёс. Ждёт мужик. На пашню всё завезено. Даже нужная одежонка лежит в избушке на нарах. Не боялись, что кто ни - будь утащит из - за корысти или злого умысла. Не было такого понятия, и избушки на замки не закрывали. Даже нарочно оставляли продуктов, вдруг кому голодному переночевать надо.
И вот наступил долгожданный день. В каждой семье торжественная суета. Думалось, как бы всё обошлось хорошо, бог бы дал здоровья самим, да и лошадям. Ведь самая ответственная работа подошла. Посеять - значит ждать урожая. Хозяйки наготовили продуктов, подростки рады - ждут не дождутся. Верующие служили молебен, другие выезжали просто помолясь.
От паскотины и до грани другого села добротно переворачивал пласт за пластом, борозду за бороздой свои полосы каждый пахарь. В изгрёбных штанах да заскорузлой рубахе, триста с лишним нечёсаных, кудлатых голов с раннего утра и до позднего вечера моталось бороздой за плугом, триста с лишним пар рук натужно держались за ручки плуга и подталкивали его в помощь лошадям. Запрягали пахать с рассветом. На заре, кормили лошадей, примерно, с часа до трёх и снова пахали до темна. И так ежедневно. Были готовые пары, то осеивались в десять дней, если полностью приходилось пахать, то сеяли по пятнадцать - двадцать дней, смотря по площади, но всегда заканчивали к троице.
Каждый знал, где чьи пашни, но сказать точно, сколько кто посеял, не мог никто. Все определялось на глазок, десятина измерялась загонами да саженями. Никакого обмера до двадцатого года никто не производил. Хвастать было не в мужицкой натуре, каждый называл во всем меньшее количество, чем на самом деле у него было. О таких, кто любил прихвастнуть, говорили, что богатого с хвастливым не разберешь. Смеясь, спрашивали враля: "Ты чо же, Петр Иванович, говорил, что посеял не меньше Белякова, а за хлебом идешь к Василию Афанасьевичу. Не уж хто украл у тя пашню-то?!".
Чтобы засеять один гектар требовалось три дня. Раньше всех отсевался Егор Дмитриевич Фефелов, у него всегда были пары. Земля, отведённая под пашни, засевалась вся, межи очень маленькие, кругом рос хлеб, так что негде было накормить лошадь. Не у всех одинаково посева, у одних по десять десятин, а у других переваливало и за двадцать. Да и семьи у них переваливали за ох - ох. Работали Бельков, Зуев, Непомнящевы, Речков, Телегин, а особенно Деревнин со своей женой, не соблюдая ни каких праздников, без выезда с поля. Не только взрослые, но и мальчишки. Им приходилось верхом, целыми днями быть в ездоках боронить вспаханное или уже засеянное поле. Во время обеда иногда ездили в деревню за недостающими семенами, или за продуктами. Спали на пашнях в избушках или станах. Вставали с рассветом и ложились в потёмках. В перерывах тоже мало отдыхать приходилось, так как надо замешать сечку, накормить лошадей, потом их напоить, да задать овёс, да отпустить поесть свежей зелёной травки. Всю посевную тот, кто ходит за плугом, наполовину поднимает его на руках в поворотах и при выезде из борозды. Тяжёл труд мужика - пахаря, но и радостен, особенно когда появятся зелёные дружные всходы. На лошади ли объезжает, пешком ли обходит пахарь полосы, всем существом своим радуется. Особо богомольные, просят Бога уродить им урожай. А Лука Агапович Косинцев, братья Ерутины Егор и Карп даже возили на свои поля попа и просили отслужить молебен, чтобы дал господь большой урожай, чтобы пронёс мимо градовые тучи.
Не менее религиозный был Василий Афонасьевич Бельков. Пашни его находились половина под Язёвским седлом, половина под седловиной Кашиной ямы. Пахал он на четырёх в ряд, а пятая впереди под седлом с ездоком. От колесянки шли деревянные оглобли, в которые были вбиты боронные зубья, чтобы лошади не наваливались одна на другую. Но лошадь ведь не совсем разумное да ещё, если в бок упирается такой зуб, хоть кому не понравиться. Случалось, что плуг оставался в одном конце, колесянка в другом, а ездок с пахарем ползали по земле. Одичавшие кони с оборванными постромками, убегали до ворот паскотины. Василий же Афонасьевич, проклиная всё, причитал во весь голос, звал к себе ездока сына Коленьку, спрашивал живой ли он остался. Работающему вокруг народу развлечение. Все живы - все смеются. Через некоторое время всё утихомиривалось, и работа шла своим чередом. Впрягал в плуг своих и Бельков. Пахал он не мелко, плуг у него был "Исаковский", Бороны - одна тяжелая лапчатая "оралка", другая зиг - заг, но хлеба хорошего ни когда не снимал. Его поля зарастали овсюгом да пыреем. Отсортировав чистый овсюг увозил его на ярмарку в село Чёрный Ануй и старался продать, как особый сорт американского овса. И брали, так как в то время ещё не имели представления об этом сорняке.
Заканчивался сев и пятнадцать - двадцать дней крестьянин был относительно свободен, пока не подходила прополка. Многие в это время занимались заготовкой веснодельных дров, да и в огороде на усадьбе, как всегда, невпроворот работы.
С топливом в селе проблем не было, кругом лес. Каждый хозяин проявлял заботу об обеспечении дровами жилого помещения и бани на весь год. Более хозяйственные заготавливали их весной, потому и назывались веснодельными. Печи зиму и лето топили каждый день, так как ежедневно что-то стряпали и варили разные щи да каши, парили квасы. Бани топили два раза в неделю.