– Ты ведь не исчезнешь? – шепнула Эля, одаривая горечью. Странный запах, знакомый, родной, понятный и при этом горький, даже на языке отдавался горьковатым привкусом.
– Нет, – пообещал он.
Как в воду глядел – не Дамир исчез, а она. Испарилась, как в воду канула. Истёрлась от времени.
– А ты зачем пришёл? – вдруг спросила Эля, будто только сообразила, что утренний попутчик стоит рядом с ней, в её доме, даже сарафанчик одёрнула, брови нахмурила, посмотрела исподлобья.
– В кино тебя позвать, – он пожал плечами.
– А где здесь кино?
– В городе.
- Когда?
– Сейчас, сеанс через, – он посмотрел на часы, – тридцать минут. Успеем, если поторопимся. В машине ждёт мой друг и сестра. Поедешь? Я могу тебя отпросить у родителей. Где они?
– Поеду. Не надо отпрашивать, я так пойду, – Эля соскочила с кровати, выглянула за штору. – Папка спит уже.
– А мама? – так это был Элин «папа»? Хорош, нечего сказать. Как же хотелось съездить по лицу этому горе-папаше. Бедность – не порок, не всем везёт в жизни, время непростое, иной зарплаты хватало только на еду да минимум одежды. Дамир сам по-первости не шиковал в Нью-Йорке, отец никак не помогал, считал, что оплатив учёбу, сделал сыну огромный подарок, тот был с ним согласен. Во время учёбы хватался за любую работу, на которую дома и не глянул бы. А вот алкоголизм осуждал, тем более – на попечении девочка, дочь.
– А мама в Заакакурье, – легко ответила Эля. – Выйди, пожалуйста, я соберусь быстренько, и поедем.
– Хорошо, – Дамир сделал шаг и встал за шторой.
Подглядывать не решился, хоть и чесалось всё внутри, настолько нестерпимым было желание, а ещё сильнее билась потребность бросить всё и остаться с Элей здесь, на металлической кровати, вдавить её в матрас и целовать до потери пульса, остановки дыхания, смерти.
Она собралась на удивление быстро. Переоделась в симпатичную кофточку с воланами на груди, к радости Дамира скрывающими соблазнительную грудь, так не подходящую острым ключицам, и джинсовую юбку. Длину бы Дамир прибавил, а в целом довольно мило… по-девчачьи. Косметику не использовала, шепнула, что не успела. Дамир искренне ответил, что ей не нужно. Дело не в воспитании, никто не запрещал девушкам прихорашиваться, главное, соблюдать меру, как и в любом деле. В школу малевать губы и ресницы не стоит, а на праздник, совсем немного, можно, а то и нужно.
Карима – красивая девушка, похожая на мать, но не яркая, не бросающаяся в глаза. И если в Зариме было то незримое достоинство состоявшейся женщины, знающей себе цену, то Карима – девчонка совсем. Немного косметики – и другая мордашка у девушки. Может, отец и придерживался иных взглядов, а Дамир считал, что внешность чучела не показатель скромности, да и мать, похоже, считала так же.
А вот Эле не нужна была косметика, чтобы выделяться. Одни глазищи лукавые чего стоили, в пол-лица, с васильковыми сполохами, брови вразлёт, придающие немного удивлённый вид нежному личику, улыбка открытая, с хитринкой, ключицы эти, яремная ямка, куда впиться бы губами, а то и зубами, и совершенная фигурка. Ведь просто девушка, в самой простенькой одежде, а соблазном веет от неё за три версты, пороком.
Равиль вышел из машины, приподнял в удивлении брови, оглядев Элю немного пристальней, чем понравилось бы Дамиру, но никак не прокомментировал «человечка» друга.
– Здравст… вуйте, – растерянно поздоровалась Эля, глядя на Равиля. Дамиру показалось, она запнулась, смутилась, кинув быстрый взгляд в машину.
– Здравствуйте. Равиль, – тут же представился друг.
– Элеонора. Эля, – растерянно ответила девушка.
– Расшаркивание закончилось, надеюсь? – сдерживая откуда-то взявшуюся злость и ревность, заметил Дамир и открыл Эле заднюю дверь. – Карима, это Эля. Эля, это Карима. Опаздываем, поторопись, - он подтолкнул замершую в нерешительности Элеонору и резво запрыгнул на водительское место.
В кинотеатр они добрались почти к началу сеанса, к счастью, свободные места были. Пока Дамир покупал билеты, Равиль взял колу и попкорн, заставив Кариму зардеться, будто он интимный подарок преподнёс.