– Я вас покину, – Дамир встал и отправился в одну из дальних комнат на первом этаже за букетом высоких, благоухающих роз.
Вернулся с цветами, неся их головками вниз, покосился на Равиля, включившего торжественную музыку, что-то из классики, явно подшучивая над другом. Впрочем, женщинам не было смешно: Карима обхватила лицо ладонями, пряча слёзы умиления, а Лали смотрела во все глаза на будущего мужа, ни на минуту не забывая, что она должна изобразить удивление. Персиковый цвет струящегося в пол платья неимоверно шёл ей, делая едва ли не семнадцатилетней. Распущенные волосы, уложенные крупными локонами, безупречный макияж, припухлые губы. Красавица.
– Лали, – произнёс Дамир, стоя над сидевшей на стуле девушкой, не отмечая в себе ни трепета, ни волнения, ни сбившегося дыхания. Ничего, что было когда-то. Почти при таких же обстоятельствах. Девушка. Букет. Он. – Дорогая моя Лали, ты – лучшее, что случилось со мной, и я очень надеюсь, что ты согласишься стать смыслом моей жизни. Навсегда. В присутствии своей семьи, я прошу тебя стать моей женой.
Он, наконец, потянул букет Лали, она приняла, в восхищении переводя взгляд с роз на Дамира, и обратно. Тихой рыбкой подскочила Карима, забрала тяжёлый букет и поставила в откуда-то взявшуюся вазу, точно заранее приготовленную.
Дамир не собирался вставать на одно колено, он, улыбаясь, смотрел на Лали, смаргивающую слёзы, облизывающую губы, нервно потряхивающую ладонями.
– Ты станешь моей женой, Лали? – как можно мягче спросил Дамир, протягивая кожаную красную коробочку, с говорящей надписью «Картье». Кольцо стоимостью в полмиллиона рублей – белое золото, жёлтое, розовое, бриллианты. Он не чувствовал ничего, даже досады за потраченные деньги на пустой символ, не значащий в их культуре ровным счётом ничего. Кольцо до свадьбы… Равиль тоже преподнёс Кариме кольцо, теперь она постоянно носит два – обручальное и помолвочное. Дамир сделал всё, что от него требовалось. В кругу семьи, под грёбаную романтичную музыку он сделал предложение лучшей женщине, которую только мог встретить в своей жизни.
Интересно, что чувствовал Цепеш, когда впивался в шеи юных красавиц… Как жаль, что Дамир не Влад – его чувства неизменны, их попросту нет. Море и море. Вода.
– Да, да, да, – тихо шептала Лали, кивая, соглашаясь, протягивая руку, чтобы Дамир лично надел на изящный пальчик с безупречным маникюром кольцо. Так он и сделал. Не этого ли от него ждали? Запечатлел на губах невесты поцелуй, чуть больше, чем целомудренный – Лали приоткрыла рот, пуская на мгновение, для короткой и острой ласки, пробудившей мгновенно животные инстинкты Дамира.
Они ещё немного посидели, отметили радостное событие. Карима разглядывала колечко, бросая укоризненные взгляды на мужа. Ей нужно было такое же. Судя по виду Равиля, оно у неё будет. Попрощались ещё в этих сутках, полуночи не было. Карима льнула к мужу, его рука напряглась, притянув к себе женщину чуть более властно, чем стоит демонстрировать. Дверь ещё закрывалась, а Карима уже висела на Равиле, ловя жадные поцелуи мужа.
Глава 13
Дамир. Наши дни. Южное побережье
Она лежала рядом, отвечала на поцелуи, потом обводила кончиком языка его губы и смотрела, смотрела в его глаза. В темноте радужка её глаз казалась то серой, то тёмной, но Дамир знал – там синева, густая, насыщенная, разбегающаяся яркими васильковыми лучиками, заканчивающаяся ободком цвета индиго. Он знал её глаза, все нюансы цвета и выражений.
Одним движением подмял под себя, распластывая, слизывая со сладких губ стон, провоцирующий, дразнящий, провёл рукой по гладкой коже, утопая в тихих стонах, запахе ответной любви, спутывая дыхание, руки, губы, слёзы, невозможно горькие, как хина.
Двигался, словно от этого зависит жизнь, не мог унять себя, остановить, даже услышав протест. Даже поняв, что она отталкивает – не мог. Только зажал её руки, закинув над головой, зафиксировал ладонью тонкие запястья, вдавил в пружинистый матрас и двигался, двигался, двигался, обезумевший, одурманенный её откуда-то взявшимся криком наслаждения, такого острого, настоящего и отчего-то жалобного, прощающегося и прощающего, и двигался, двигался, двигался, вколачивался, пока не открыл глаза прямо в солнечный свет.