И чего же он там забыл? Хоть убей, не помню, когда он туда ездил в последний раз. Хотя вы же знаете мальчишек, встанут рано утром и рванут куда подальше, на озеро Широкое, опасный для купания яр или этот лес. Не углядишь за ними.
Когда ковры-самолеты перестают летать
По кочкам, буеракам, да глубоким ямам, Митька доехал-таки куда хотел. Дорога была сделана трактором еще весной, но бурная и непокорная трава уже отвоевывала обратно выщербленную сухую землю, черпая силы из темного леса.
А лес, хотя нет, не так…Лес, огромным исполином возвышался над бренным миром, теряясь кронами своих старых деревьев где-то высоко-высоко. Он дышал. Вдыхая раскаленный воздух, он отдавал округе липкий прохладный ветер, в котором чувствовалась древняя мощь этого колосса. Жизнерадостное поле упиралось в первую линию темных древ. Их толстые стволы, обвитые клочьями паутины, настолько разрослись вширь, что вполне издалека смотрелись монолитной крепостной стеной. Лишь небольшой проход зиял, словно вход в бездонные пещеры Тома Сойера, отбивая желание заходить внутрь у случайного бродяги или пастуха, посмевшего пасти стадо вблизи лесных бастионов.
Но он был не способен напугать ездока на «Школьнике». Подобно сказочному Брокилону, полному дерзких и опасных дриад, он однажды принял Митьку, как принял тот вымышленный лес Белого Волка, ведьмака. Ему одному были доступны тайны этого места. Одному во всем мире. Этом мире. Парень резко выдохнул и перешагнул негласную границу, мигом скрывшись в темном зеве чащи. Велосипед остался лежать у входа, дожидаясь владельца. Как и всегда.
Ты спросишь, читатель, почему я говорю намеренно непонятно, и уж не решил ли примешать ненужную мистику к повествованию? Отвечу так. Я знаю то, что произошло дальше, со слов существ, которых ты никогда не встретишь только потому, что тебя не принял Лес. Верить мне или нет – решать тебе.
Дороги не было. Лишь малозаметная стежка появлялась почти под ногами идущего Митьки – трава слегка раздвигалась, пропуская почетного гостя, и выпрямлялась за его спиной. Между деревьев отдаленно мелькали сиреневые всполохи, это опять резвились светляки – лесные духи. У них своя жизнь, не зависящая от тех непримиримых войн, которые ведутся уже много веков на земле безграничного Леса.
Со стороны он кажется не таким большим, но только для непосвященных. Для нашего же героя чаща была огромной, вмещающей в себя многочисленные армии, города, замки и цитадели. Наконец зеленый коридор кончился обширной поляной с остроконечным валуном в центре. На одной из его сторон блестел выступ, на который уселся Митька.
«Приходит возраст, когда ковры-самолеты перестают летать и превращаются в обычные половики, которые нужно выбивать по субботам, – с грустью подумал он. – Меня хватит лишь на последний раз, только попрощаться».
Парень закрыл глаза и кинул мысленный клич, тут же отдавшийся болезненной волной в голове. Звуки и без того тихого леса полностью исчезли, сам воздух замер на мгновение, а вода в родниках застыла на невидимый для нашего глаза миг. На левое плечо Митьки легла тяжелая рука, закованная в холодную стальную перчатку, на правое – мощная когтистая лапа с хноевой татуировкой на запястье, от чего он открыл глаза. Получилось.
Плечистый зеленокожий орк, достойный воитель и мудрый вождь, Агронак Говорящий-с-Предками и высокий, блестящий металлом королевских доспехов рыцарь Тэрвис, два непримиримых врага, стояли бок о бок напротив юноши.
– Сила твоей юности на исходе, – прорычал орк. – Ты вырос.
– Знаю… Знаю! Я, может, попрощаться хотел, – с детской обидой и тоской в голосе проговорил Митька.
Нечестно это, почему он повзрослел? Зачем и кому это нужно?
– Настала пора становиться взрослым, отрок, – глухо прозвучал голос Тэрвиса из-под шлема. – Ты показал себя доблестным воином. Благодаря твоим деяниям наше королевство прекратило войну с орками Тар-О-Канга. Но всему свое время. Пора тебе показать себя в своем мире. А наш навсегда останется в твоих воспоминаниях. Прощай.
– Прощай, Примиряющий-народы. Лес больше никогда не будет таким. Он станет обычным, даже для тебя. Пришло время нашим мирам разъединиться, – закончил Агронак.
Внезапно Митьке стало настолько горько и жалко себя, что он даже зажмурил глаза, чтобы ненароком не пустить слезу. А когда подлый ком отступил от горла, и он смог открыть глаза, вокруг была лишь маленькая полянка и широкая тропинка, ведущая к большой просеке, которую в начале весны превратил в дорогу трактор.