— Нет, просто она не любительница риска: ей не хочется предстать в вашей статье в столь же неприглядном виде.
— Надо понимать так, что она не одобряет идею этого интервью, — заключает Фанни.
— Да, не одобряет.
Фанни открывает дипломат, достает репортерский блокнот и маленький кассетный магнитофон.
— Вы не возражаете, если я буду записывать? — спрашивает она, показывая на магнитофон.
— Нисколько, если вы не возражаете против того, что я тоже буду записывать.
— Сколько угодно.
Она проверяет, на месте ли кассета, нажимает на кнопку "включение" и кладет магнитофон на кофейный столик, разделяющий собеседников.
— Вам надо включить свой магнитофон?
— Нет, я уже включил. — Адриан делает жест в сторону музыкального центра.
— А, понятно. Довольно далеко.
— Там очень чувствительный микрофон — для записи речи. Полагаю ваш не хуже.
— Чудо техники, — подтверждает она. — А зачем вам нужна запись?
— Чтобы не возникло разногласий, говорил ли я то-то и то-то или не говорил.
— Разумно, — соглашается Фанни. Открывает свой блокнот, достает ручку из дипломата и обводит взглядом комнату. — А у вас хорошо. Вы давно здесь живете?
— Раньше мы приезжали сюда только на уик-энды, — охотно объясняет Адриан, — но дом тогда был поменьше. А когда решили уехать из Лондона, купили смежный коттедж и снесли брандмауэрную стенку.
Фанни делает заметки, видимо, о меблировке и убранстве комнаты.
— Вы собираете керамику? — интересуется она. — Она тут повсюду.
— Моя жена керамист. Но она бросила лепить, когда мы переехали за город.
— Вы ведь довольно давно женаты, если не ошибаюсь? — спрашивает она, не отрываясь от блокнота.
— Пожалуй. По сегодняшним меркам.
— И у вас двое сыновей.
— Они уже взрослые, вылетели из гнезда. А вы замужем?
— Нет, — бросает Фанни.
— Но у вас есть… как это сегодня говорится?
— Бойфренд.
— Да-да, — подхватывает Адриан. — Как его зовут?
— Крайтон, — говорит Фанни.
— Так и пишется?
— К-р-а-й-т-о-н. — Фанни подымает голову от блокнота. — Почему вы спрашиваете?
— А чем занимается мистер Крайтон?
— Крайтон — это имя, а не фамилия, — бросает она.
— Вот как? Вы хотите сказать, что это крестное имя?
— Вряд ли он крещеный.
— Значит, язычник в некотором роде?
— Их сейчас полным-полно вокруг, знаете ли. А вы считаете себя христианином?
— Ну, я бываю в местной церкви на Рождество, на праздник урожая и так далее, — перечисляет Адриан. — Вношу деньги в общественный фонд на кровельные работы. Я верю в англиканскую церковь как в институцию. Что касается доктрин, не уверен. Не думаю, что викарий в самом деле… А вы?
— Меня воспитывали в католической вере, но в церкви уже сто лет не была.
— А почему?
Фанни вздыхает в ответ:
— Послушайте, так будет тянуться до бесконечности, если вы будете задавать вопросы мне.
Адриан мягко улыбается.
— У меня впереди целый день.
— Ладно, — говорит Фанни. — У меня тоже. Так как насчет миссис Ладлоу?
— Она не вернется до самого вечера.
— Ясно. Кстати, как все прошло с Фредди? — Адриан явно не понимает, о ком идет речь. — С фотографом?
— А, ну да. Наверное, как положено… забавная штука — фотосессия, правда?
— Забавная? Почему? — недоумевает Фанни.
— Ну, какие-то люди заявляются к вам, переворачивают все вверх дном… — тут Адриан замечает, что одна картина покосилась, встает и поправляет ее. — Расставляют повсюду свои лампы, штативы, экраны, цирковые обручи…
Фанни хмурится, не понимая.
— Цирковые обручи?
— Такие складные штуки, чтобы отражать свет… Затем требуют, чтобы вы изогнулись самым нелепым образом, и все это время болтают без умолку, словно парикмахер во время бритья, и просят сделать веселое лицо…
— Фредди просил вас сделать веселое лицо?
— Он — нет, но обычно все они просят, — вспоминает Адриан. — Вернее, обычно просили в ту пору, когда меня часто фотографировали на обложку.
Адриан снова усаживается в кресло.
— Фредди не вяжется к модели — на то он и первоклассный портретист.
— И все же если вспомнить о количестве потраченной им пленки, он довольно экстравагантен, не находите?
— Ничего, это только пленка, — сухо бросает Фанни.
— Несомненно. Однако к чему такая куча снимков одной и той же физиономии?
— Чтобы найти один, который больше всего говорит о том, кого вы снимаете. Выражение лица меняется неуловимо и очень быстро — вы не знаете, что получилось, пока не проявите пленку, — говорит она непререкаемым тоном, как человек, которому давно известен ответ на заданный вопрос. — Вот почему на фото вы узнаете о человеке больше, чем в жизни.