— Тогда перестань ездить.
— И что делать?
— Веди для меня деловые книги, открой модную лавку и продавай все ваши фантастические косметические средства туристам здесь, в Рыбачьей бухте... — Он замолчал, потом добавил: — ...Веди домашнее хозяйство и нарожай кучу детенышей. — «Или хотя бы одного». Но он знал, что с этим лучше не приставать.
— Эй, — окликнула она его, — у нас здесь начинается кое-что интересное. Давай не будем портить это старым разговором.
Она притянула его голову, привлекла его язык в свой рот и превратилась в агрессора, срывающего с него трусы, переворачивающего его на спину и выскальзывающего из своего немногочисленного белья. Она была искусна, очень искусна и, безусловно, соблазнительна. Она воспринимала свою соблазнительность как некий жизненный уклад, так некоторые жены воспринимают ежедневную домашнюю работу, отдавая ей много времени и энергии, выделяя на это определенное время в своем графике.
Боже, Нэнси была прекрасным созданием! Когда она оставляла свои служебные обязанности и соблазняла его, он восхищался ею — ее смуглой тонкой кожей, неправдоподобно молодой для женщины тридцати восьми лет, кожей, за которой она ухаживала дважды в день с помощью дорогостоящего французского косметического препарата, который сама и рекламировала; ее ногтями, профессионально ухоженными и искусственно удлиненными, покрытыми блестящим малиновым лаком; ее волосами, которые сейчас были цвета темного красного дерева и блестели благодаря специальным добавкам, полученным ею от очень дорогой косметички в одном далеком городе, где Нэнси была на прошлой неделе. «Орлэйн» оплачивала лицензии на продажу своих товаров и бесплатно выдавала их ей в неограниченном количестве с условием, что Нэнси отработает их стоимость как ходячая реклама. Ее компания получала приличные деньги с помощью Нэнси Макэффи. Она была самой красивой женщиной из всех, кого он знал. Нэнси провела длинным ногтем по его губам и запустила палец ему в рот. Он слегка укусил его, затем, все еще лежа под ней, потянулся, чтобы погладить по волосам.
— Мне нравится новый цвет, — пробормотал он, запустив пальцы в ее волосы, собрал их, поднял вверх и отпустил. Ее волосы были жесткими, как лошадиный хвост, толстыми и здоровыми. Днем она и впрямь стягивала их на затылке в хвост, закрепляя его на голове с помощью шестидолларовой заколки-пряжки. Вечером они прядями обрамляли ее широкие скулы, делая похожей на Клеопатру.
Она села на его живот, стройная, обнаженная, потряхивая головой, пока волосы не упали на глаза, и сжимая свои пальцы в волосах на его груди, как дремлющая кошка.
— Морис сделал это... в Чикаго.
— Морис, гм?
Она тряхнула головой еще раз и дразняще улыбнулась, лаская его с закрытыми глазами.
— Мм-гмм...
Его руки опять коснулись ее бедер.
— Ты знаешь, что это неправдоподобно.
— Почему?
Она прочертила едва различимую белую линию на его теле, от горла вниз, к талии, и наблюдала, как восстанавливается естественный цвет.
— Ты просыпаешься посреди ночи, а выглядишь так, будто только что поднялась с кресла Мориса.
Линии ее бровей чуть поднимались вверх, а ресницы вокруг темно-карих глаз были густыми и черными. Давно, когда она только училась своему ремеслу, она рассказала ему интересную вещь: большинство людей рождается с одним рядом ресниц, и лишь некоторых природа награждает двумя. У Нэнси были удивительные глаза. Губы тоже.
— Иди сюда! — потребовал он, грубо схватил ее под мышки и наклонил вниз. — У нас в запасе пять дней, чтобы наверстать упущенное.
Эрик аккуратно перевернул ее и, скользнув рукой между ног, коснулся ее влажной и набухшей от желания плоти. Он ощутил прикосновение ее холодной руки, обхватившей его, и, наконец, задрожал от ее первого толчка. Они знали присущий друг другу сексуальный темперамент, знали, в чем каждый из них нуждается, чего хочет и что любит больше всего.
Но в тот момент, когда он вытянулся, чтобы войти в нее, она отодвинула его, прошептав:
— Подожди, любимый.
— Неужели ты не можешь забыть об этом даже сейчас?
— Не могу. Это очень рискованно.
— Ну и что? — Он продолжал вовлекать ее в игру, слегка поглаживая и осыпая поцелуями лицо. — Используй возможность, — бормотал он около ее губ. — По-твоему, наступит конец света, если ты забеременеешь?
Она фыркнула, куснула его за подбородок и повторила:
— Я сейчас.
Затем высвободилась и направилась по ковру к ванной.
Он вздохнул, перевернулся на спину и закрыл глаза. Когда! Однако он знал ответ. Никогда. Она баловала свое тело не столько для блага косметической фирмы «Орлэйн», не столько для него, сколько для себя. Она боялась подвергать риску это совершенство. Сегодня ночью он воспользовался случаем, чтобы затронуть эту тему. Чаще всего, когда он упоминал о том, чтобы завести ребенка, она возмущенно вставала и находила в комнате нечто, что занимало ее внимание. Потом, в оставшиеся дни их совместных уик-эндов отношения бывали натянутыми. Поэтому он научился не приставать к ней с этим. Но годы шли. В октябре ему исполнился сорок один; еще года два, и он будет слишком стар, чтобы хотеть обзавестись детьми. Ребенку нужен не старый отец, вялый и слабый, а такой, который мог бы принять участие в потасовке или борьбе.