Неторопливо он пересек улицу. В мутной луже рядом с пожарной частью плавали неторопливые утки. Пожарники, оставившие игру, с ленивым любопытством наблюдали за приближающимся Вовченко. Один из них был совсем молодым, едва ли пятнадцать исполнилось, второй явно достиг пенсионного возраста.
— Бог в помощь! — пожелал Вовченко.
— Здорово, коли не шутишь, — отозвался старик.
— Начальника милиции ищу, — сказал Вовченко. — Срочное дело у меня к нему.
— Так он не здесь живет, удивился молодой. — Рабочая, девять, сразу увидишь — ставни зеленые.
Старик неодобрительно посмотрел на него, пожевал губами, но ничего не сказал.
— Вот спасибочки, — поблагодарил Вовченко. — А то председателю сельсовета тоже некогда, а мне кто-то из начальства край нужен!
Дом начальника милиции он увидел сразу.
Вовченко вошел во двор и постучал в окно. Никто не отозвался. Пришлось стучать долго и громко. Наконец на веранде заскрипела дверь, распахнулась входная, и Вовченко увидел худого мужчину в нательной рубахе и кальсонах. Опухшее лицо начальника было недовольным и обиженным.
— Вы кто? — спросил начальник. — Что нужно?
— Начальник, — сказал Вовченко. — Тебе шпионы нужны?
— Что за ерунда? — возмутился начальник, и в это время Вовченко вытащил пистолет.
Милиционер отшатнулся.
Вовченко протянул пистолет рукоятью вперед.
— Поторопись, начальник, — сказал он. — У меня напарник в лесополосе спит. Этот сдаваться не будет. Не любит он Советскую власть, крепко не любит.
Начальник милиции протянул руку и забрал пистолет. Лицо его порозовело, обретая живость. Сна в глазах уже не было.
— Где? — сказал он. — Сколько вас?
— Двое, — сказал Вовченко. — Не забудь потом сказать, что я сам пришел. Добровольно.
Камджанов спал, когда Вовченко вернулся из деревни.
— Ну что там? — в щелках глаз Камджанова блеснуло любопытство. — Солдат нет? Все тихо?
— Все тихо, — сказал Вовченко. — Солдат нет. На станции уголь разгружают.
— Товарняк, — сказал Камджанов. — Это хорошо. Быстрее смоемся отсюда.
Он встал, стянул гимнастерку без знаков различий, наклонился.
— Полей мне.
— Ниже голову наклони, — посоветовал Вовченко. — Замочишься.
Камджанов наклонился ниже.
— Так? — спросил он.
— В самый раз, — согласился Вовченко и привычно рубанул ребром ладони за ухом товарища. Не зря его немцы учили — Камджанов захрипел и ткнулся лицом в сухую листву.
Вовченко связал ему руки и ноги, потрогал пульсирующую жилку на шее и удовлетворенно вздохнул. Выйдя на дорогу, он помахал рукой. Из зарослей смородины показались начальник милиции с несколькими подчиненными.
— Забирайте, — сказал Вовченко. — И барахло не забудьте. Там в вещмешках много разного.
Выслушав рассказ Вовченко, начальник милиции аккуратно все записал, потом долго и пристально смотрел на сдавшегося диверсанта.
— Ты, конечно, молодец, — сказал он. — Но, сам понимаешь, я тебя в камеру посадить должен. Порядок такой.
— Положено, так сажай, — согласился Вовченко. — Только не с этой гнидой.
— Найдем местечко, — с видимым облегчением сказал начальник милиции. — В город я уже позвонил. Выпить хочешь? У меня дома самогонка есть…
— Нет, — отказался Вовченко. — Пить я не буду, а вот пожрать бы не мешало.
— Ну, это мы сообразим, — радостно сказал начальник милиции. — Это мы сделаем.
— Крути дырку, начальник, — Вовченко тоже улыбнулся. — Точно орденок получишь.
Оказавшись в камере, он лег на жесткую шконку и впервые за три последних дня почувствовал себя спокойно. Думать о чем-либо не хотелось: прошлое было ясным, а будущее неопределенным. Только сволочь-лампочка тускло светила под высоким потолком и не давала уснуть и увидеть ласковые довоенные сны.
Малыш на зеленом лугу
Лев Кривошеенко, известный волгоградский поэт, в войну был ребенком.
Он жил в деревне по ту сторону Волги, и война доносилась сюда раскатами разрывов и зарницами далеких пожарищ. И еще она обозначала себя голодом и всеобщим неустройством.
Однажды утром на выгон близ деревни сели два самолета.
Маленький Лева побежал к летчикам с кастрюлькой холодной воды — вдруг летчики устали и хотят пить.
Двое уверенных в себе пилотов стояли у одного из самолетов и мочились под крыло.
— Дяденьки, может, вы пить хотите? — спросил Лева.
Летчики странно посмотрели на него, потом один из них взял у малыша кастрюльку и сделал несколько глотков. Засмеялся и передал кастрюльку товарищу.