— Нет, — неожиданно громко сказал Родней. — Я помогал дочери Дина сесть в седло, неловко нагнулся и попал головой в узду. В этот момент лошадь поднялась на дыбы и потянула меня за собой, так что моя голова попала в петлю. Дин бросился ко мне на помощь и освободил меня, но лошадь хватила его по голове, и он был убит на месте.
— Какой ужас! — мягко сказал Эшли, положив свою руку на руку Роднея. — Не можешь ли ты приготовить мне чаю, Родди? Я себя очень плохо чувствовал весь вечер, а Григс рано лег, так как у него повысилась температура.
— Конечно. Сейчас приготовлю, — сказал Родней.
Он зажег маленькую серебряную спиртовку, наполнил чайник водой из графина, достал позолоченную, старинной работы, коробку с чаем. Но двигался и делал все это, словно во сне. Ему казалось, что он находится где-то в другом мире — настолько все вокруг стало нереально. Единственно настоящей действительностью была трагическая смерть Дина, сознание всего этого ужаса и косвенная его вина в этом.
Эшли молча наблюдал за ним: о, как неисповедимы пути судьбы! Дин, эта ужасная семья, и Родней, ухаживающий за этой девушкой… Все это было очень странно, потому что Родней никогда не был большим поклонником женщин и никогда не ухаживал за ними. Всегда случалось наоборот, а теперь… Эшли почувствовал всю запутанность создавшегося положения.
Он ни о чем не спрашивал брата, не мешая ему готовить чай, рассчитывая, что это, по существу ничтожное занятие, хоть немного отвлечет его.
Часто во время войны, заметив страх в глазах солдата, Эшли придумывал для него какую-нибудь работу, чтобы отвлечь от мысли о смерти, заставляя чистить и без того уже блестящую винтовку, приводить в порядок окоп, резать картофель или делать еще что-нибудь в этом роде. И всегда добивался желаемых результатов: через некоторое время работа была закончена, а солдат подтягивался и приобретал свой обычный вид.
Родней заварил чай, придвинул к кровати маленький столик и поставил на него чайник и тарелку с тонкими сладкими бисквитами. Он тоже выпил чашку очень крепкого, горячего чаю и съел несколько бисквитов.
Эшли очень мягко и ласково спросил его:
— Скажи, пожалуйста, в какой мере все это затрагивает тебя, Родди?
— Я должен, конечно, повидать леди Дин и постараться помочь ей, — он внезапно замолчал.
— И? — поощрительно спросил Эшли.
— У Дина есть дочь Сильвия, — продолжал Родней. — Их жизнь — ее и леди Дин — резко изменится теперь.
— Что же ты предполагаешь сделать?
Родней нервно поднялся.
— Ах, я не знаю, я не имею об этом ни малейшего представления.
«Он увлечен этой девушкой, любит ее», — подумал Эшли. Он не сомневался в этом и отлично понимал, какое огромное значение имела в связи с этим обстоятельством случившаяся трагедия. Было уже четыре часа утра, солнце взошло и ярко сияло за спущенными шторами. Сегодня они должны были уехать, сегодня вечером Родней был бы уже далеко, он окунулся бы в свою прежнюю жизнь, вернулся к своим друзьям, к своим обычным занятиям, и все это со временем изгладило бы из его памяти образ этой девушки и притупило бы воспоминание о ней. Дин! Ужасная семья во всех отношениях: мужчины — авантюристы, женщины — кокотки, а отец этой девушки — попросту шулер.
Эшли взглянул на брата; Родней стоял, прислонившись к окну. На бледном фоне шторы резко выделялся его силуэт; он был прекрасно сложен, и безукоризненные линии его тела ясно обрисовывались под тонкой тканью пижамы… Эшли видел в нем достойного носителя их имени и наследника их огромного состояния.
Он окликнул брата. Родней быстро обернулся на зов.
«Как он молодо выглядит, — с болью в душе подумал Эшли. — Милый, глупый мальчик. Теперь он снова стал жертвой своего преувеличенного благородства».
— Я тоже навещу леди Дин, — сказал он. — Могу пойти с тобой, если хочешь. Я вполне согласен, что мы должны сделать все, что от нас зависит, чтобы помочь им.
— Ты очень добр, — сказал Родней и, глубоко вздохнув, прибавил: — Уже утро. — Он потянулся и устало зевнул. — Я пойду к себе.
Он внезапно почувствовал, что не в силах дольше выносить присутствие Эшли; тот был до смешного нелюбопытен, его совершенно не интересовали подробности случившегося. Так же, как Эшли, в глубине души он был убежден, что вся эта история может повлиять на его жизнь. Роднею казалось подозрительным необычайное спокойствие брата и полное отсутствие интереса к его рассказу.
Он вошел к себе. Комната была залита солнечным светом. Где-то в отдалении часы пробили пять. Родней подошел к кровати. Впрочем, что пользы пытаться отдохнуть, раз это все равно не удастся.