— Ну, а дом-то, сам дом вам показался достаточно надежным? — нервически спросил я, хотя и поклялся, что ни под каким предлогом не стану выклянчивать у него бесплатную консультацию.
Пирс рассмеялся.
— Смотря что вы имеете в виду. Любого английского проектировщика, конечно, удар бы хватил прямо на месте. Но надежен этот дом ничуть не меньше, чем у меня самого или у Остина — хотя, конечно, не совсем так: мы здорово их перестроили, когда купили. А как долго вы собираетесь в нем прожить?
И я был доволен этим — пускай неявным — одобрением с его стороны и польщен тем, что он поддержал мой генеральный план.
Но все эти чувства утонули в девятом вале отчаяния и самой черной зависти, когда мы ступили на порог дома Остина Харрисона и застали его владельца, неисправимого романтика, степенно восседающим на берегу собственного пруда с водяными лилиями: казалось, он опробовал метод психоанализа на золотой рыбке. Благородное лицо с тонким чеканным профилем византийского императора; спокойная атлетическая уверенность в каждом движении высокой ладной фигуры. Но стоило заметить живой блеск его глаз и услышать его речь, быструю и резковатую, как общее впечатление начинало меняться. Ты сразу чувствовал себя как дома; и, потягивая спиртное и слушая, что он говорит, я внезапно ощутил, что передо мной герой "Южного ветра"[48] или один из ранних персонажей Хаксли. Он был представителем того забытого мира, в котором стиль являл собой не только и не столько литературный императив, а был наиболее простым и естественным способом войти во вселенную книг, роз, скульптур и пейзажей. И дом был прекрасной иллюстрацией к личности владельца. Харрисон просто купил себе на Кипре старый винный склад или, может быть, конюшню и преобразил в нечто совершенно новое и неожиданное, с такой любовью и с такой и свободой, что получилась гармонично звучащая композиция: длинная сводчатая комната, сплошь заставленная книжными шкафами, из ниш между которыми тихо мерцали иконы; тенистая терраса со стрельчатыми арками, летний домик, поросший лилиями пруд. Все это было отражением главного философского принципа — иллюстрацией того, как должно прожить эту жизнь. Существование на острове для него, также как и для меня, становилось сносным только в том случае, если его разнообразили визиты друзей из внешнего мира, и я с огромной радостью обнаружил, что даже и друзья у нас есть общие, и что едва ли не каждый год они специально приезжают на несколько дней на Кипр только для того, чтобы заехать в Лапитос. Из числа таковых Фрейя Старк [49] и сэр Харри Люк[50] навсегда останутся в моей памяти накрепко связанными с этим местом, потому что у каждого из них нашлось нечто особенное, чем одарить меня и порадовать.
Жилище Пирса Хаббарда тоже было восхитительным. Оба дома стояли в буквальном смысле стена в стену, и именно здесь мы собрались на свой первый, такой памятный, совместный ужин при свечах, незабываемое очарование которому придали прекрасная еда и еще более прекрасная беседа, и который затянулся едва ли не за полночь в саду, полном аромата спеющих лаймов. Здесь со мной поделились новостями о знакомых, побывавших в Каире или Афинах, которые вроде бы только что посетили Кипр, или собирались вот-вот приехать? Каждый со своим грузом информации. Патрик Кинросс[51], к примеру, чья непревзойденная книга о Кипре представляет собой краткое, но необычайно емкое описание самого острова и основных здешних проблем, должен был приехать буквально через несколько недель. Позже пожалует сама Фрейя Старк… Было ясно, что Остин Харрисон выстроил себе чайхану, или караван-сарай, на одной из основных торных троп мира.
Во всяком случае, эти двое стали для Мари гидами и советчиками в решении той чудовищно трудной задач, которую она перед собой поставила — выстроить "идеальный дом для писателя"; они умудрялись ограничить ее творческие порывы хоть какими-то рамками, не обескураживая ее при этом, и, насколько возможно, заставить придерживаться принципа золотой середины. По большому счету, эту троицу объединяло одно общее качество: они все трое были "барахольщиками". А возможность ездить по свету без каких бы то ни было ограничений позволяла им всячески потворствовать этой своей наклонности и привозить на Кипр груды самых невероятных вещей, от египетских мусарабийя до турецких лампад. По словам Пирса, они систематически грабили арабский мир, прибирая к рукам самые лучшие его сокровища, так что вскорости в их кипрских жилищах будет все-все-все, за исключением разве что мозаик из храма Святой Софии. Мои собственные амбиции носили значительно более приземленный характер, а финансовые средства и вовсе не оставляли какой бы то ни было возможности предаваться роскошным фантазиям — может быть, к счастью. Но я искренне наслаждался опосредованным, так сказать, чувством обладания всеми этими сокровищами и более всего ценил те неспешные разговоры, которые следовали за прибытием кого-нибудь из этой неугомонной троицы обратно на Кипр с очередным экзотическим приобретением: персидскими изразцами, индийскими тканями, сундуком из Кувейта, а то и просто необычным окном или дверью, торжественно похищенными в Фесе, Алжире или Стамбуле. И самый трогательный, согревающий душу спор разгорался на главную тему: какое место это новое приобретение займет в уже сложившемся интерьере дома.
48
"Южный ветер" — роман Нормана Дугласа (1868–1952), дипломата, бонвивана, литератора и властителя дум, опубликованный в 1917 году. Действие разворачивается на выдуманном средиземноморском острове в сезон сирокко, горячего южного ветра, который действует на обитателей как легкий опьяняющий наркотик. Раблезианские по духу и тону беседы вращаются вокруг религиозных, моральных и сексуальных проблем, которые в то время не принято было публично обсуждать. Дугласу на протяжении всего романа удается мастерски балансировать на грани дозволенного, поддерживая в читателе неизменное ощущение азарта, но не переступая черту. Неудивительно, что "Южный ветер" стал самой популярной его книгой.
49
Старк Фрейя (1893–1993) — английская путешественница и писательница, работавшая по преимуществу в жанре путевой прозы. Как и для многих других персонажей, упомянутых Даррелом в этой главе "Горьких лимонов", на определенном этапе Кипр служил для нее своего рода базой, начальной и конечной точкой в поездках по свету. Именно Фрейя Старк познакомила Даррела с некоторыми персонажами кипрской истории — вроде упомянутой в первой главе последней королевы Кипра Катерины Корнаро, чей двор в изгнании располагался в Асоло близ Венеции, где сама Фрейя Старк провела в родительском доме практически все свое раннее детство.
50
Люк Харри Чарлз (исходная форма отцовской фамилии — Лукаш) (1884–1969) — один из классических "столпов Империи", британский колониальный и военный администратор, успевший с 1908 по 1946 год послужить короне в Сьерра-Леоне и на Барбадосе, на Кипре и в Палестине, на Мальте и в западной части Тихого океана. С Кипром связан романтический период раннего этапа его карьеры: он был прикомандирован в 1911 году к верховному комиссару Кипра в качестве личного секретаря, а в 1912 году был назначен секретарем при правительстве Кипра. Именно отсюда ушел на Первую мировую, которую провел в Леванте (Сирия, Дарданеллы). После войны, в апреле 1920 года, был назначен британским верховным комиссаром Грузии, Армении и Азербайджана (сентябре того же года этот пост был упразнен). Двадцатые годы провел в Палестине — одной из самых горячих точек в тогдашней Империи. Писал путевую прозу. Один из возможных прототипов в длинной галерее персонажей из дарреловского "Маунтолива" и юмористических рассказов о дипломатической жизни.
51
Джон Патрик Дуглас Балфур, третий барон Кинросс (1904–1976) — британский журналист и разведчик, специалист по Ближнему Востоку, главным образом, по Турции. Во время Второй мировой войны занимал пост советника по связям с общественностью в Британском посольстве в Каире, то есть был непосредственным начальником Даррела. Автор биографий Кемаля Ататюрка: "Ататюрк: Возрождение нации" (1960) и "Ататюрк: Биография Мустафы Кемаля, отца современной Турции" (1965), нескольких книг путевой прозы, посвященных Турции и Египту, книги об истории строительства Суэцкого канала, а также вышедшей уже посмертно (1977) монографии "Оттоманские века: Взлет и падение Турецкой империи".