Выбрать главу

Лишь позже девушка поняла, что ей следовало сразу осторожно положить записную книжку на место, оставив в тайне интимные мысли своего бойфренда. Но то самое любопытство, которое было второй составляющей ее желания заняться с ним в минувшую ночь сексом, теперь подтолкнуло ее к знакомству с его дневником.

Было видно, что писал Голдейкер в спешке, лихорадочно занося на бумагу суматошные мысли, которые фактически отражали его словоизвержение, когда то находило на него. Но в отличие от словоизвержений, в этих записях не было ничего непристойного. «Выздоровление. Процесс. Не что-то такое, что происходит через день. Процесс означает движение и иногда изменение. Пережить это и продержаться до будущих лучших дней».

Лили нахмурилась, но все поняла. Это его самые первые дни, и он тогда боролся.

А кто не боролся бы? Уилл потерял свой еще не оперившийся бизнес, он потерял ее. И ему было плохо. Девушка перелистнула две страницы и глянула еще на один эскиз – на этот раз комплект вазонов, в изобилии засаженных растениями. Затем она продолжила читать:

«Случилось снова. Разговор за ужином, как всегда, но речь заходит о Лили, и я срываюсь, и ничто не способно это остановить, пока то, что способно, это не останавливает. Затем, позже, снова, и если нет другого способа, что мне с этим делать, бесполезно даже пытаться…»

По спине у Фостер пробежал тревожный холодок. Следующая запись:

«Звонил Чарли. Сказал, есть ответы на все. Брось, Уилл, говорит он. Тебе нет причин бояться. Но это никакой не страх, и он не знает, что это никогда не было страхом, это все внутри, именно там все и происходит».

Где-то снаружи, вдалеке, залаяла собака. Затем, уже совсем близко, заурчал и заглох автомобильный двигатель. Кто-то пять раз с силой нажал на акселератор, в надежде на то, что двигатель заработает. Затем еще кто-то крикнул, мол, хватит, сколько можно, люди еще спят, живо прекрати, идиот гребаный. Но Лили лишь смутно слышала эти слова, равно как и плач неожиданно проснувшегося ребенка. Она читала:

«Поэтому я присмотрелся и понял: оно было все время, презрение, как он и сказал и якобы всегда знал, только он не все знает, я же не могу понять, как, когда, я никогда не понимал этого раньше, только теперь я, наконец, это понял и хочу умереть».

Добравшись до этих слов, Фостер явственно ощутила страх. «Хочу умереть!» – кричали буквы страницы. Девушка поспешно перевернула ее и начала проникновение в сознание человека, которого никогда толком не знала.

Ситаун, Дорсет

Уильям вышел из крохотного магазинчика с едой для завтрака. Ему пришлось ждать до восьми часов. Ровно во столько открывался магазин. Но ничего страшного. Он подождет.

Сев на крыльцо, Уилл принялся любоваться утренним солнцем над гладью залива. Проводил взглядом двух ранних туристов, шагавших по изумрудной зелени восточного склона утеса, что высился над галечным пляжем.

Этот утес был куда более хрупким, чем Голден-Кэп. На нем тут и там виднелись таблички с предупредительными надписями: «С дорожки не сходить», «Опасный обрыв», «Неустойчивый грунт»… Главная опасность заключалась в том, что на первый взгляд утес казался совершенно невинным: пологий подъем, поросший скошенной луговой травой, ведущий к обзорной площадке и лазурному небу. Кое-где были расставлены скамейки для отдыха тех, кто устал от ходьбы. Обидно, правда, что погнутые ветром низкие кусты орешника не помогали укрыться от непогоды.

Уилл глубоко вдыхал утренний воздух. Он снова стал собой прежним. За последние недели – никаких припадков, и причиной тому стал вовсе не ставший едва ли не религиозным ритуалом прием лекарств. Просто он выздоравливал от Лондона, от вторжения в его работу посторонних людей, от давления со всех сторон человеческой массы – тех людей, которых он не знал и которым не мог доверять. А также благодаря тому – и Уилл это знал, – что он поселился отдельно от матери.

В этом Лили была права. И в то же время неправа. Он должен был вернуться в Дорсет, чтобы выздороветь, но должен был сделать это самостоятельно, доказать самому себе, что может жить один. Жить в Дорсете без матери. Жить в Лондоне без Чарли и Индии. Не цепляться за Лили, как тонущий человек, который уходит под воду и тащит за собой спасателя.

Он знал лишь то, что ему нужен покой, который может подарить только сельская местность, будь то пологие зеленые холмы с крестьянскими фермами, морской берег с его великолепными утесами и удивительными обнажениями горных пород, глубокие карманы лесов и огромная, прекрасная, опрокинутая чаша голубого неба. Ему нужен Дорсет, чтобы ощутить себя здоровым физически и духовно. Он устал быть бормочущим всякую ересь недоделком, который боится любой тени. Даже собственной. В сельской местности в чулане или под кроватью нет никаких чудовищ. Здесь есть лишь одна только сама сельская местность.