– Тогда в чем причина? – спросил Голдейкер и отвернулся к доске.
– Кортизон, Чарли. Мое бедро. И ты прекрасно это знаешь.
– А! – отозвался он. – Впрочем, как знаешь. Если надуманные инъекции кортизона для твоего «бедра» помогают тебе справиться с утратой Уилла, то пожалуйста. На самом же деле истина не столь страшна. Ты просто пытаешься заглушить свое горе обжорством, мама.
– А что делаешь ты, Чарли?
Психотерапевт беспомощно усмехнулся и положил губку на полочку под доской.
– Понятия не имею.
Было слышно, как мать опустила зеркало на стол. Сын тотчас обернулся.
– Давай не будем, – сказала Каролина. – Нам обоим и без того тяжело.
Чарли кивнул.
– Значит, перемирие.
Мать подошла ближе и обняла его.
– Ты самый лучший, – шепнула она. – Ты мое второе «я», Чарли.
Это был их секрет.
– У нас с тобой одна душа на двоих, – бывало, говорила Каролина сыну. – Наверное, так обычно бывает у матери с первенцем.
Чарльз никогда с ней не спорил и ни разу не признался, что знает правду. Вот и теперь он ничего ей не сказал – зато моментально напрягся, снова услышав эту ложь. Мать, должно быть, это почувствовала.
– Давай поговорим, – сказала она, выпуская его из объятий. – Нам есть что сказать друг другу.
Каролина повела его за собой в гостиную. Здесь, прежде чем что-то сказать, она осторожно свернула одеяло и сдвинула простыни, поморщив нос от исходившего от них запаха. Простыни она тоже свернула комом, а затем сделала то же самое с наволочкой, которую сняла с подушки. Все это женщина отнесла в спальню, а когда вернулась, села на диван и жестом предложила сыну последовать ее примеру.
Потом Каролина оглядела комнату. Она, конечно, заметила, как здесь все изменилось с уходом Индии. Забрав свои последние вещи, жена оставила ему лишь фотографию в рамке – немое свидетельство того, кем она была раньше. На ней Индия и Чарли были запечатлены на террасе, на крыше дома. В руках бокалы с вином, на лицах улыбки. Индия в летнем платье, в ушах у нее массивные серьги, а губы накрашены ярко-розовой губной помадой. На Чарльзе полосатая рубашка с закатанными рукавами. Они знакомы уже три недели, и девушка еще не встречалась с его семьей. Неудивительно, что они пока идиотски счастливы. «Посмотри, какой я была до того, как изменилась ради тебя», – как будто говорил этот снимок.
Каролина была неглупа и тотчас все заметила. Она взяла фотографию в руки и долго ее рассматривала, а затем осторожно поставила на прежнее место, на столик рядом с диваном.
– Мы были чересчур близки, – произнесла она. – В этом вся проблема.
Чарли ничего не ответил. Он понял: мать имела в виду близость не с Индией, а с ним самим.
– Зря я пошла у тебя на поводу. Например, когда ты хотел, чтобы у меня был ключ от этой квартиры, мне следовало ответить твердым «нет», – продолжала гостья. – Я должна была сказать: «Теперь ты живешь с Индией, а не со своей матерью». Тогда все было бы по-другому. Я, конечно, не первая мать, которой хотелось сохранить близкие отношения со взрослыми детьми, но, похоже, я переусердствовала. Когда ты женился на Индии, я восприняла ее как родную дочь. Я мечтала установить с нею духовную связь. Увы, я оказалась слепа. Я не смогла разглядеть, что такая связь ей не нужна. Что она ее не желает.
Голдейкер вновь промолчал. Он понимал: мать рассчитывает услышать от него опровержение, страстное уверение в том, что крах его брака – не ее вина. Что, кстати, так и было. Увы, он не смог заставить себя произнести эти слова. Тем самым он открыл бы дверь для доверия, а у него не было желания делиться с матерью наболевшим. Равно как и выслушивать ее собственные признания.
Каролина прикоснулась к его руке.
– Я повидалась с нею, Чарли. Мне в любом случае сегодня нужно было в Лондон, и я зашла к ней в клинику. Нет, пока ничего не говори! Я знала, что ты был бы против. Но ты сам сказал мне, что она с кем-то встречается… Что мне еще оставалось? Если есть хотя бы малейший шанс заставить ее понять причину… Ты ведь понимаешь: я должна была этим шансом воспользоваться.
По идее, ему следовало возмутиться: мать, не предупредив, отправилась на встречу с его женой, чтобы просить за сына. Увы, ему было неприятно даже начинать разговор на эту тему. И психолог поступил так, как поступал когда-то со своими пациентами – до того, как они покинули его. Он пристально посмотрел на мать.
Каролина еще крепче сжала ему руку.
– У нее с ним не было близости. Я прямо спросила ее об этом. Что еще я могла сделать? Индия сказала, что он даже не был у нее дома. Она даже понятия не имеет, где он живет; знает лишь, что где-то в Камберуэлле. Думаю, одно это говорит тебе о многом.