– А твой отец?
– Для мамы это было бы настоящей пощечиной, – презрительно фыркнул Чарли. – Нет, его не пригласили. Будут Клэр, Алистер, я… Я надеялся, что ты тоже придешь. Я искал Лили, чтобы пригласить и ее, но не нашел. Думаю, придут дамы из Женской лиги в Шафтсбери. Точно не знаю. Я лишь… Понимаю, наверное, я много от тебя требую, тем более сейчас, когда в кадре нарисовался твой Нэт…
Заметив, что женщина смягчилась, он умолк.
Голдейкеру было неприятно думать, что причиной тому была лишь жалость. Ничего, он как-нибудь это переживет, лишь бы она согласилась приехать в Шафтсбери! Они отправятся туда вместе, и он сможет провести с ней целый день. Он докажет ей… что-то… что-нибудь… то, что нужно доказать, чтобы она согласилась вернуться к нему.
– Конечно, я приеду, – пообещала Индия и протянула руку, но так и не прикоснулась к нему. – Поверь, Чарли, мне жаль. Я сильно переживаю. Ты же знаешь.
– Надеюсь, не из-за него, – сказал Голдейкер, кивнув на выход из церкви, возле которого Индию поджидал этот тип.
– Мне нет причин переживать из-за Нэта.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Сама не знаю.
За шесть недель до описываемых событий
Август, 10-е
Жительница Лондона, Рори Стэтем всегда приезжала в Шафтсбери с одним и тем же чувством: будто ее уносит течением прочь от цивилизации, туда, где ветер приносит из широкой заболоченной чаши долины Блэкмор зеленый песок, отчего сам город уныл зимой и слишком подвержен превратностям английской погоды всю остальную часть года.
Лично для нее все претензии Шафтсбери на красоту сводились к живописной, мощенной брусчаткой улочке под названием Голд-Хилл, причем этот короткий, спускавшийся вниз с холма «проспект» предлагал случайному туристу всего две достопримечательности.
Первая состояла в возможности усладить взор вереницей довольно симпатичных старых домиков, прилепившихся к склону холма. Вторая предлагала – тем, кто имел глупость спуститься по улице вниз, – совершить тяжкое восхождение назад, в центр городка к церкви Святого Иоанна. В ясный день отсюда, с асфальтовой дорожки так называемого Паркового променада, открывался изумительный вид на чашу Блэкморской долины. Оттуда можно было увидеть даже далекие зеленые бугорки холмов Хэмблдон и Балберроу, а еще дальше – меловые гребни и известняковое плато острова Пурбек, лежащего в тридцати пяти милях от этого места. По мнению Рори, ничего другого заслуживающего внимания в городе не было.
Клэр Эббот всегда утверждала, что этот вывод ее редактора был полной чушью. Мол, на рыночной площади в центре городка есть вполне приличная средневековая церковь, а рядом с нею – ратуша, которая, хотя и была построена в XVIII веке, по крайней мере, выглядит достойной соседкой старинного храма.
Ах да, еще – хотя там и имелось великое множество благотворительных магазинчиков для такого маленького города, в Шафтсбери были также и пабы, чайные, отель, супермаркет, магазины одежды и полицейский участок. Все, что нужно для жизни, утверждала писательница. На все настойчивые вопросы Виктории о том, как Клэр может проводить столько времени в этом захолустье, когда у нее есть дом в Лондоне, та обычно отвечала коротким:
– Потому что это не Лондон, Рори.
После чего добавляла, что само отсутствие в Шафтсбери лондонских соблазнов или – «чего уж тут говорить!» – даже тех немногих, какими мог похвастаться Шерборн, и есть та самая причина, почему она предпочитает жить здесь. И вообще, заявляла она не раз, король Альфред правильно поступил, когда решил основать здесь город. Тот стоял на стратегически важном месте и был прекрасно защищен уже тем, что отсюда можно было издалека увидеть приближение врага.
Когда же Рори спросила подругу о том, от каких врагов прячется здесь она сама, та рассмеялась и сказала, что ее единственные враги обитают у нее в голове. Мол, стоит ей сесть за письменный стол, как они поднимают страшный шум, мешая ей работать. Но ветер их всех перекрикивает, добавила она.
Редактору было нечем на это возразить. Ветер здесь и впрямь был еще тот. Дом Клэр на Бимпорт-стрит, в западной части городка, был обращен фасадом на юго-восток. И хотя просторная лужайка перед ним давала возможность понежиться на солнце, сидя в старых садовых шезлонгах, сад позади дома страдал от того же, что и весь Променад, – от безумного ветра, насквозь продувавшего всю долину. Налетая один за другим, его порывы разбивались о заднюю стену дома Эббот. Задним садом можно было пользоваться лишь в самую хорошую погоду. Все остальное время он, как и сам город, был жертвой своего местоположения и особенностей рельефа.