Сонька постоянно была где-то рядом, даже ближе, чем обычно. Мы ходили в кино, ездили на выходные за город к её родителям, периодически ночевали вместе, смотрели сериалы и болтали. Выбрались в бар на местный стендап, не понравилось совершенно. Зато очень пришёлся по вкусу мастер-класс по росписи мехенди в веганском кафе с сыроедческими десертами, да так, что я захотела татуировку, а Сонька, с удивлением заточив пяток конфет, объявила, что это так божественно вкусно, что у неё, наверное, аллотриофагия[1].
Я тщательно выстирала на самой высокой температуре постельное бельё в мелкий цветочек, жестоко хранившее запах дерева и секса, и мы отвезли его вместе со старыми пледами из недр шкафа и парой пакетов сухого корма в приют для животных, а потом весь вечер я ныла Соньке, что хочу собаку, лохматого барбоса с влажным носом, назову его Кеш… Арахис!
А ещё мы записались на йогу для начинающих, правда с условием, что до первого позорного пука вагиной, проигравшая проставляется.
Как-то бывший коллега Илья прислал мне пару текстов с просьбой оценить «по старой дружбе». Я вслух рассмеялась над его незамутнённостью, а потом обновила резюме, сходила на несколько собеседований и даже получила неплохой оффер, но не приняла его. Почему-то нестерпимо хотелось заниматься чем-то новым, стать переворачивателем пингвинов или дегустатором пшеницы, например. Финансовый кризис в ближайшие пару месяцев мне не грозил: были кое-какие накопления, а также небольшой, но стабильный фриланс в рекламном агентстве, где работала Сонька. Я пописывала для них тексты уже несколько лет, а сейчас будто даже больше заказов стало, Сонька постаралась, не иначе.
Я так упорно заполняла свои дни делами, что сил и времени на ненужные мысли попросту не хватало. Только иногда, поздними вечерами, когда я оставалась дома одна и бесцельно прилипала лбом к оконному стеклу, мне чудилось, что там, внизу, на пятачке под окнами, стоит знакомый чёрный «Туарег». Глаза на мгновение застилала пыль из-под копыт диких мустангов, а сердце сжималось комом в горле, но с седьмого этажа было толком не рассмотреть, поэтому я быстро отходила от окна и с лёгкостью убеждала себя, что мне это только мерещится.
А в феврале Матвею исполнилось тридцать лет. Он первым из нас троих пересекал страшный рубеж, и мы подкалывали его целую неделю, в красках описывая, как на следующий же день старость постучится в его дверь, а сразу за ней подтянется и кризис среднего возраста. И вообще, первое правило клуба тридцатилетних: видишь стиральный порошок по акции — бери две пачки. Матвей посмеивался в бородку и обещал нам всё припомнить в этом же году.
Праздновали в ресторане толпой родственников, друзей и коллег. Я подарила клавиатуру, что, в общем-то, было странно, ибо клавиатурами программист Матвей не был обделён. Однако я произнесла загадочную речь про молодость, свежесть и «не стоит отчаиваться» и взяла с него обещание в ближайшую неделю пользоваться только этой. Подарок выстрелил уже через пару дней, когда между клавиш пробились первые росточки нежной зелёной травки. Матвей таращил глаза и бормотал, что вот они, старческие изменения, только, кажется, не физиологические, а ощутимо психические. Сонька веселилась, тайно смачивала разложенные мной под клавишами кусочки ваты с семенами, даже притащила из кладовки с реквизитом на работе маленькие фигурки коровок и козочек и расставила их на клавиатуре. Когда непримечательная клава превратилась в прекрасный летний луг и взорвала Матвеевы соцсети, я проснулась знаменитой.
Сначала мне написала Лиля, бывшая соседка и «закадычный дружбан Матвея с младенчества», и заговорщическим шёпотом попросила сделать точно такой же подарок для одного глупого сисадмина, который не может понять, что она, Лиля, в него влюблена. Потом я получила сообщение от Ксюши, двоюродной сестры Матвея, которая была единственной девушкой в отделе логистики и вдруг решила разрушить стереотипы и подарить своим мужикам-коллегам цветы на Двадцать третье февраля. Я обещала помочь обеим.
С Лилей всё получилось просто и, судя по её взволнованному голосу, когда она звонила, чтобы поблагодарить, вполне удачно. А с цветами для Ксюши пришлось заморочиться: она звонко смеялась и предлагала кактусы фаллической формы, но я решила добавить целомудренности и индивидуальности. А поэтому под видом клиента посетила её офис, порассматривала коллег, выпытала подробнейшие характеристики будущих героев и взялась творить. Здорово перепачкав кухонный стол, я замесила раствор и сделала три горшка из бетона — серых, неровных и очень брутальных, прям мужицких. Растения выбрала разные. Для болезного Славика — жирненькое алоэ вера, чтобы лечить соком вечный насморк. Для взрослого Виталь Саныча — склоняющий к философским измышлениям вяз бонсай. А для альфа-самца Дениса, чьи похождения, по словам Ксюши, очень уж похожи на плод неуёмной фантазии, — яркий антуриум, для потенции. Войдя в раж, я сочинила короткие шутливые поздравления, объясняя символизм подарков, и Ксюша прилежно их выучила и продекламировала, вызвав внезапный, но такой желанный восторг у своих ещё недавно хмурых в ожидании носков и гелей для душа коллег.