Маленькая йента распахнула зеленые глазенки и не поверила ушам. Морган грустно улыбнулся и погладил девочку по щеке. Все ж запала ему в душу эта егоза. А ведь у него могла быть такая же, не сбеги он тогда.
Элла осторожно приняла подарок и прижала его к груди, ласкаясь о широкую ладонь мужчины, как котенок.
— Я люблю тебя, Мор, — пискнула девочка, перед тем, как снова повиснуть на шее южанина, который на этот раз так же крепко обнял ее, стискивая зубы.
«Давай еще слезу пусти, тряпка!» — прорычал про себя Браун, судорожно выдыхая.
— Но помни, Козявка, не раньше, чем кольцо станет в пору, — шепнул он йенте на ухо, зарываясь носом в мягкий шелк золотых волос.
— Не раньше, чем станет в пору, — шепотом повторила девочка.
Лаури и раскрасневшаяся Герди появились через четверть часа. Девушка смущенно кусала губы и держала норманна за руку. Судя по тому, как она смотрела на сейдмана, то надежды и мечты молодой северянки не разбились о неприступность белобрысого знахаря. Ниссен закинул сумку на плечо, и повернулся к девушке, обнимая ладонями ее лицо. Мужчина что-то тихо сказал на своем языке, а затем нежно поцеловал йенту сначала в лоб, а затем в губы.
Элла же при этом скривилась, будто ей попался гнилой орех. Все это время она сидела на коленях у Моргана и слушала об очередном морском приключении, порываясь снова заплести его длинные волосы.
— Обещай мне, моя йента, что будешь слушаться старших и не перечить сестре, — присел возле пирата Лаури, трогая малышку за плечо. Девочка важно кивнула, а затем обняла его за шею, как до этого обнимала Брауна.
— Обещаю. А ты, — обернулась йента на южанина, — поклянись, что не будешь обижать Лау!
— Честью моряка, миледи, — отсалютовал мужчина. — В путь?
— В путь, — кивнул северянин, отпуская девочку и поднимаясь на ноги.
*
Шли быстро, опасаясь погони. Вечерние сумерки окутывали черными тенями северный лес, пробуждая ночные страхи и хищное зверье, что пряталось днями в глубоких норах. То там, то здесь зажигались огни голодных глаз, пугая Моргана на дрожи, но мужчина старался не подавать виду. Он твердо шагал за бесшумно ступающим норманном, которого, похоже, совершенно не смущало отсутствие света. Когда Браун в очередной раз споткнулся, то громко чертыхнулся и вцепился руками в ближайшее к нему дерево.
— Ты, Нептун тебя раздери, что, видишь в темноте?! — пират потер ноющую лодыжку и шумно выдохнул.
— Необязательно видеть то, что знаешь, как себя, — хмыкнул Ниссен, оборачиваясь на южанина, а затем, присаживаясь возле него на корточки. — Покажи, где болит?
— Гляжу, ты в философы заделался, — фыркнул мужчина, но упираться не стал, выставляя ушибленную ногу вперед.
— Я здесь вырос, — Лаури умело ощупал конечность, надавливая в нужном месте. — Пройдем еще немного и остановимся на ночлег, пока ты себе шею не свернул впотьмах.
Удивительно, но после манипуляций сейдмана, лодыжка действительно перестала болеть. Морган покрутил стопой и довольно крякнул.
Костер разожгли недалеко от ручья на пригорке. Лау наломал сосновых веток и расстелил поверх них одно из одеял, пират же не торопился укладываться.
— Ты какой-то дерганный, — северянин закончил утрамбовывать хвою и теперь с комфортом уселся на ароматную мягкую постель, скрещивая ноги. — Расслабься, Филипп за нами в ночь не пойдет, он же не дурак соваться в лес.
— А мы вот, сдается, да, — пират опасливо вглядывался в темноту и прислушивался к каждому шороху, готовый пальнуть в малейшую опасность. Ниссен покачал головой и полез в карман, что не укрылось от заведенного Брауна. — Курить собрался?!
— Ты против? — замер сейдман, растерянно глядя на попутчика.
— Зверье привлечешь, — буркнул тот, резко оборачиваясь на померещившиеся шаги за спиной.
Сначала Лаури затрясся от беззвучного смеха, а затем и вовсе каркающе загоготал. Браун в первый раз за все это время видел, как смеется шаман, который уже даже не смущался его. Южанин не видел причин для веселья, а потому опасливо отстранился от хохочущего норманна. Ниссен с трудом успокоился, утирая набежавшие слезы.
— Зверье?
— Че ты ржешь как полоумный?
— Прости, — мужчина прочистил горло, оглаживая бороду. — Чаща опасна ночью далеко не зверьем, Мортимер, волк или медведь может напасть и днем. Подумай, как скоро ты споткнешься, не видя дороги?
— Ну-у-у…
— А если там овраг или скала? — Лаури склонил светлую голову, лукаво щурясь на ничего не понимающего Моргана. — Люди, чаще всего, сами себе враги. Из всех, кто просил меня о помощи, едва ли дюжина — это раны от когтей и клыков. Рысь не сломает человеку руку и не ударит его раскаленной кочергой, а росомаха вряд ли пырнет кого-то ножом. Поэтому прекрати дергаться от каждого шороха, тем более, что звериных троп здесь нет.
И со спокойной душой Ниссен откинулся на свое место, сцепляя руки в замок за головой. Ночной лес успокаивал сейдмана, здесь ему было привычнее, нежели в самом Исбитканте, куда его звали после ухода матери. Восемнадцатилетний юнец, который не знал, как жить в одиночестве, но и не привыкший к людным местам, долгое время пребывал в размышлениях о своей участи, а затем к нему пришел старший сын ярла Ольгер и предложил помощь. Не то чтобы Лаури не знал, как вести хозяйство, готовить обед или колоть дрова, просто юноша был в растерянности, и все валилось из рук. За восемь лет он так и не привык к людям, а с возрастом все больше становился замкнутым и молчаливым. Единственное, что нравилось ему в Исбитканте — церковная библиотека, в которую его охотно пускал старый пастырь в обмен на растирки для больной спины. Верой в странного человека по имени Иисус Ниссен не проникся, но вот историческая составляющая его затягивала. Позже отец Отто показал ему и другие книги, которые Лаури с упоением читал, но их было мало, хотя, медицинский талмуд он запомнил с куда большим усилием, нежели предания собственного края.
За приятными воспоминаниями сейдман не заметил, как задремал, а проснулся от непонятной и еле различимой возни. Сквозь пелену сна он слышал, как пират пыхтел и ерзал. Костер почти потух, освещая все вокруг багровым маревом тлеющих углей, а курящийся дымок ровной струйкой поднимался к кронам. Северянин покрутил головой, слепо щурясь и пытаясь сообразить, который час, но сопение Брауна его порядком отвлекало.
— Что ты делаешь? — хриплым от сна голосом спросил Лау. Все моментально стихло, лишь было слышно, как тяжело дышит его попутчик. — Мортимер?
— Что? — недовольно ответили ему слева. Ниссен напряг зрение, но увидел лишь темный лежачий силуэт. Морган лежал к нему спиной.
— Для муравьев здесь слишком холодно, так чего ты весь изъерзался? — послышался зубовный скрежет и тяжелое дыхание, кажется, кто-то собирался с мыслями.
— Не твое дело, Снеговик, спи дальше, — южанин злился, вот только мужчина не мог понять от чего.
— Я могу чем-то помочь?
— У меня женщины не было почти два месяца, так что, если ты не собираешься мне отсосать — заткнись и не мешай! — рявкнул Морган, а для Ниссена картинка внезапно стала яснее летнего солнца.
— Ты что, рукоблудием там занимаешься?! — северянин едва не подскочил на лежаке.
— Ну, уж не танцами с бубном, — буркнул капитан, — а теперь извини, но надо закончить начатое.
«Это уж явно без меня!» — подумал Лаури, поднимаясь на ноги. Заснуть теперь вряд ли удастся…
Норманн прошелся до ручья, умылся и присел на ближайшее поваленное дерево, тяжело вздыхая. Это все не с ним. Просто кто-то пересказывает ему свой дурной сон. Сейчас он досчитает до десяти и проснется.
— Боги, да кого я обманываю? — мужчина провел рукой по лицу, словно пытался снять с себя маску усталости, но благополучно забыл о своих ранах, от чего теперь болезненно поморщился.
Даже темнота многовекового леса, который был здесь задолго до предков Ниссена, не дарила ему прежнего спокойствия, лишь росла тревога за девочек, оставшихся в Исбитканте. Лаури очнулся от собственных мыслей, только когда из-за деревьев выплыла начавшая убывать луна, и с удивлением огляделся; они довольно далеко ушли, даже с учетом, что пират был не самым быстрым ходоком по темному лесу.