— Ладно, — сдался сейдман, устало вздыхая, — Чего ты хочешь?
— Чтобы ты встал на колени и умолял меня быть с тобой ласковым и нежным, — оскалился пират, вгрызаясь в гладкий бок яблока.
Воздух в каюте едва не трещал искрами от напряжения. На палубе, несмотря на ранее время, уже во всю кипела работа. Выкрики людей причудливо перемешивались с плеском волн, чайками и шумом снастей. Морган, почти не моргая, смотрел на Ниссена, ожидая его ответной реакции. Лау, в свою очередь, ждал, когда же закончится эта дурацкая выходка. Яблоко с хрустом пожиралось. Тошнота подкатывала.
— Ждешь, пока начнешь снова блевать? — по всей видимости, сейдман начал нехорошо бледнеть, но продолжал упрямствовать.
— Да пошел ты, — огрызнулся мужчина, глубоко вздыхая.
В Брауне сейчас боролись два начинания: проучить зарвавшегося Снеговика и ни в коем случае не допустить того, чтобы тот не выблевал свои внутренности раньше положенного. В голове билась одна мысль: «Просто попроси помощи, чертов упрямец!». Но вместо мольбы о том, чтобы развязать его, Ниссен просто повернулся лицом к свету, струящемуся из окна, и принялся разглядывать узел еще внимательнее.
Упрямство всегда было его выдающейся чертой, а потому он не пойдет к кому-то за помощью, а сам разберется, как выпутаться, даже если убьет на это весь день.
Первый позыв, заставивший Лаури закашляться, подкатил через четверть часа, но норманн стойко держался, продолжая соображать, как же справиться с узлом. Второй приступ кашля едва не вывернул его наизнанку и сбил с почти правильной, по мнению северянина, мысли. Морган же продолжал наблюдать
— Может, тебе водички? Или сразу ведро? — огрызок яблока прилетел сейдману в макушку, но тот никак не отреагировал. — Эй, Белобрысый!
Терпению Лау научила мать, когда тот выхаживал больных цыплят. Птицы наклевались гнилого зерна и грозились отдать концы прямо посреди лета, суля Ниссенам голодную зиму. Ульфра наварила снадобья и велела сыну выпаивать птенцов по паре капель каждый час, пока те не встанут на ноги. И мальчик выходил их всех. Вся дюжина полумесячных курят выскочила из птичника спустя три дня, а серый от недосыпа Лаури потом еще долго не мог смотреть на цыплячье мясо и вздрагивал от одного только писка. Так что все коленца надоедливого пирата сейчас казались ему детским лепетом, тем более что к нападкам со стороны местных лоботрясов он привык с детства.
Еще через час шаман еле сдерживался, чтобы не распрощаться с крупицами самообладания и не кинуться на палубу со связанными руками, дабы прочистить несчастный желудок. Холодный пот градинами катился по спине, светлые волосы облепили лоб, а руки тряслись так, что он уже плохо видел, что делал. Закусив губу до солоноватого привкуса во рту, мужчина почти негнущимися пальцами тянул то один, то другой виток на запястьях, а Браун пытался выглядеть равнодушным, хотя на деле в любой момент был готов рвануть к попутчику, вздумай тот отрубиться. Сейдман уже не слабо так посерел, напоминая труп, потому-то пират сидел как на иголках.
В дверь постучали.
— Господа, вы не явились к утренней трапезе, с вами все в порядке? — поинтересовался с той стороны отец Жозеф.
— Да, все пучком, падре! — крикнул Морган, не сводя с северянина глаз, который уже начал крениться вперед. — Дерьмо…
Он успел вовремя, потому что Лаури падал ровнехонько на угол спинки кровати, и не подхвати его Браун, то насадился бы затылком об деревяшку.
— Осел упрямый, — рычал пират, — не спать!
Он хлопал попутчика по щекам, но тот не реагировал. Морган был в панике. Нет. Он был в ужасе.
— Не смей, — одной рукой южанин придерживал Ниссена за ворот рубашки, другой — шарил в сумке шамана, пока не наткнулся на нужный пузырек с крестом на стекле. Быстро влив остатки настоя в рот, зажимая норманну нос, — глотай… Ну же?!
Лаури судорожно задергался, пытаясь вывернуться и рефлекторно глотая, а потом…
Резкий удар локтем в живот заставил Моргана задохнуться, а сильный пинок сбросил с кровати. Браун ошалело хлопал глазами, глядя, как бледный и дрожащий норманн легко скидывает веревку, которая потом с не дюжей силой прилетела ему в лицо. Новый приступ кашля скрутил Ниссена на постели, но мужчина справился с недугом, глубоко вздохнув и откинувшись на спину. Южанин продолжал удивленно смотреть на размотанный путы.
Шаман со второго раза поднялся на дрожащие ноги и жадно приложился к фляге с водой. Сейчас ему хотелось три вещи: набить Моргану морду, выпить стакан аккевита залпом и удавиться, но надо держать себя в руках.
— Полегчало? — послышалось снизу. Браун не спешил подниматься. — Как ты вообще допер, как его развязать?
Это был второй раз в жизни, когда самообладание отказало Лаури Ниссену.
Вечером за ужином они сидели в разных концах длинного стола, за которым собралась вся компания корабля, включая капитана. Морган демонстративно собрал волосы, отсвечивая свежей ссадиной на скуле, а сейдман мрачно ковырял ложкой содержимое тарелки. Отец Жозеф украдкой следил за ними обоими, но не проявлял любопытства, ибо воздух между этими двумя едва не искрами трещал, стоило им сблизиться еда на полпальца.
Браун первым покинул кают-компанию, сославшись на зов природы.
— Вижу, — священник аккуратно подсел к угрюмо жующему северянину, протягивая еще один пузырек с настойкой, — вы несколько повздорили с вашим другом. Это из-за нас?
— Благодарю. Не принимайте на свой счет, у него наисквернейший характер и ужасные манеры, — Лау отправил последнюю ложку каши в рот и утер губы ладонью. — Надеюсь, что он ушел искать компании у матросов.
— Главное, чтобы не в нашей каюте, — тихо изрек Жозеф, — Поймите, Лаури, я ничего не имею против Вас, но Ваш друг… он…дурно влияет на мальчиков, у которых и без его стараний сейчас трудный период. Постарайтесь поубавить пыл мсье Моргана. По возвращению в обитель юноши должны быть чисты помыслом, — а затем, подумав, добавил, — и телом. Доброй ночи.
Священник поднялся из-за стола и направился к выходу, поблагодарив кока за ужин. Жозеф не зря переживал за послушников, потому что Лау не сомневался, это порождение порока могло кого угодно склонить на кривую дорожку. Ниссен задумчиво блуждал взглядом по столу и наткнулся на пузырек из темного стекла, который тускло бликовал в свете светильников. Решение вопроса с пиратом пришло внезапно и на губах шамана заиграла тихая улыбка.
Браун вернулся в каюту ближе к полуночи, изрядно накачавшись хмелем. Лаури к этому времени уже крепко спал, а потому не видел, как морской волк кубарем скатился с лестницы и распахнул спиной дверь, смачно браня всех и вся.
— Кто ваще придумал эти драные лестницы?! — рыкнул пират, покачиваясь в проеме и упираясь руками в косяки.
Пару минут мужчина собирался с мыслями, но потом, все же, вошел, стянул рубаху и кинул ее на разворошенную постель. Спать не хотелось, а вот собутыльники внезапно кончились, потому Морган страдал в одиночестве, благо недолго. На столе одиноко стояла кружка норманна, в которой подозрительно что-то плескалось. Браун за пару шагов пересек комнату и подцепил чашку. Понюхав содержимое и узнав в специфическом резком аромате аккевит, который северяне так уважали, он влил в себя остатки жидкости, поморщившись от терпкого привкуса. Язык и небо непривычно обожгло, но пират не придал этому значения, потому как после разбавленного вина норманнское пойло казалась ну очень крепким.
— Ну и дрянь…
Не найдя боле ничего занимательного, пират упал на кровать, упираясь взглядом в потолок. Корабль плавно качался на волнах, отчего паутина на верхних балках ходила взад-вперед. На мгновение пират прикрыл глаза, когда услышал шепот прямо в ухо.