— Я прибыла из соседнего города, — уклончиво ответила она. — Супруга моего дальнего родственника Фредека пообещала найти мне мужа.
Почти и не соврала меж тем. Даже гордость за себя поднялась.
Ответ Барвинку не понравился. То ли он ждал чего-то другого, то ли не знал, что спрашивать про тот город. Радка очень надеялась на второй, потому как о том городе она знала очень мало. И не последним было то, что из этого города была Лотта. Поди потом, объясни, почему она о ней ничего не знала. Стоило увидеть эту магессу один раз, чтобы понять — её нельзя не заметить, даже если тот, другой город, больше этого раза в два.
— Да, — медленно произнес Барвинок, всё также цепко разглядывая её и в задумчивости перебирая пальцами на подлокотниках. — Вам нужен супруг, который готов был усыновить вашего сына. Вашего, Радослава, но не Мейнгрима. Так чей он еще сын?
До этого момента Радка опасалась странного ночного гостя, но сейчас возмутилась. Да как он смеет лезть в её личную жизнь⁈ Сам еще не дорос обсуждать такие вещи!
И потом, это она может знать, что сын Манфреда, а Хенрык считал его своим, сам же Фабиуш твердо уверился в то, что отец его Мейнгрим. Потому что ему нет никакого дела до того, что мать пыталась хоть ползком, да проползти в этот магический мир. Он просто любил тех, кто о нем заботился. Светлый мальчик.
— Я не знаю, — ляпнула Радка вместо того, чтобы заявить, куда Барвинок может отправиться с такими вопросами. Судя по взгляду незваного гостя, он в красках представил, что нужно делать, чтобы не знать такого. Что же, дурная слава Радку не пугала. В отличие от этого мальчишки.
— И какой он магик, ваш Фабиуш? — продолжал допрос Барвинок. Может, и впрямь стоило отправиться с Розой на остров… Или там её точно также пытали бы дурацкими вопросами? Радка только сейчас поняла, и ей было простительно, она ведь едва очнулась от сна, что Барвинок и впрямь допрашивает её и, к тому же, абсолютно уверен, что она не может солгать или не ответить. И, что она не думала бы про Розу или цветочных в целом, всё пустое, лишь догадки. А вот Барвинок был врагом, и ей пора было избавиться от иллюзии, будто его юный вид что-то значил.
Отчего-то, осознав всё это, Радка совершенно успокоилась. Если она правильно догадалась, то теперь была на шаг впереди. Если же неправильно — что же, она всё равно нарисовала для себя самый худший вариант.
Во рту снова было горько, но Рада и без этой горечи понимала, о чем совершенно не стоило болтать с совершенно посторонними врагами. Ладно с родными, вроде Евы… Интересно, как давно Ева стала для неё пусть врагом, но родным? Чудна судьба.
— Я не знаю, господин, он слишком мал, чтобы творить магию, — произнесла Рада, сообразив, что умения сына были скрыты семьей. Его не представляли ни на одном приеме, даже у Евы, и Скарбимежу Мейнгрим ничего не рассказывал. Очень удачно.
— Да, слишком мал, — Барвинок отчетливо скрипнул зубами и мстительно добавил. — Может, еще и без магии останется.
Не будь Радка настороже, тут бы и сболтнула хвастливо, что это уж мальчику точно не грозит. Но промолчала. От неё не убудет.
— Вы странная магесса, госпожа, — наконец снова произнес Барвинок. — Вы давно должны измениться, но не меняетесь, почему?
Радка молчала. Она понятия не имела, о чем говорит Барвинок. О её внешности? Да, она выглядела моложе Патрыси, но и сам Барвинок казался почти мальчиком, а полчаса беседы с ним напрочь отбрасывали эту версию.
— Не понимаю, — покачал головой гость, не дождавшись от неё ответа. Он поднес к её лицу терпко пахнущие ладони, отчего её голова закружилась. — Вы должны всё забыть, госпожа.
И Радка забыла. Глаза её закрылись и не открывались до тех пор, пока она не почувствовала, что осталась одна в комнате. И накатила тошнота. Горечь рвалась из горла, скапливалась на языке и растекалась во рту в поисках выхода.
Наклонившись прямо над аккуратными букетиками на тумбочке, Радка позволила горечи вырваться наружу. Её рвало этой горечью, пачкало губы. Острый отвратительный запах щекотал ноздри и приводил к новым рвотным позывам. В конце концов Радка нашла в себе силы сползти с кровати и добраться до уборной. Избавиться от запаха и горького привкуса было сложно, но она справилась. А потом, воспользовавшись одним из огромных красивых полотенец, вытерла всё в комнате, избавившись заодно и от испачканных цветов.
И только после этого снова легла спать. Помнила она все события ночи так четко, словно и не забывала.
Проснулась она поздно, но прекрасно выспавшаяся. То ли слишком измучена была ночной тошнотой, то ли новое место было лучше её комнаты в поместье, кто знает.