— Не мой, — мрачно сдвинул брови Мейнгрим с таким зверским выражением лица, что Радка поняла — просто из своей упертости он заставит её выпить свое варево, чтобы доказать умения. — Но мне не хотелось просить Скарбимежа. Если ты права по поводу его памяти, она может быть повреждена и в других местах. И пусть он лучший целитель после своего отца, рисковать мне не хотелось.
Радка на мгновение умилилась такой заботе, но тут же спохватилась.
— Подожди, получается, Скарбимеж — целитель?
— Я только что это сказал, — прошипел Мейнгрим. Заводился он просто от неправильного вздоха или взгляда, и как с таким жить?
— Я просто хотела уточнить, — миролюбиво ответила Радка. — Не понимаю, как он в таком случае женился на Янке. У неё же в руках всё дохло, цветы и те засыхали!
Уфф, наябедничала на пропавшую подругу, и полегчало сразу. Вот как можно таким человеком быть, интересно? Но подумать об этом Радка не успела. Жених подскочил к ней и затряс как яблоню. Даже про бутылек забыл, и тот сейчас обжигал холодом плечо Рады через тонкую ткань.
— Что ты сказала? — прошипел он ей в лицо. И Радка всерьез испугалась его взгляда. Может, о таких вещах говорить неприлично, за такую магию убивают и носителей, и всех, кто об этом знает?
Уже представляя, как её казнят, Радка, тем не менее, пролепетала:
— Я смеялась над Янкой, она как-то прикосновением убила злющую собаку, — она поморщилась. Упоминать о том, что эта собака в тот момент висела на её левой ягодице, она не собиралась. И даже то, что смерть собаки они потом свалили на гадкого Павлыша, и тому досталось — сначала от хозяина пса, а потом от родителей, утешало не слишком. — А уж цветы или яблоки сохли как миленькие. А что не так?
— Всё не так, — Мейнгрим отпустил её и схватился за голову. Только сейчас он вспомнил про бутылек. — Так, сейчас пей, а потом… когда… в общем, если… пей, короче!
И пусть в его паузах Радка отлично услышала «если выживешь», ослушаться она не посмела. Откупорила бутылек и быстро, чтобы не успеть передумать, опрокинула её в рот.
Глава 21
Мейнгрим говорил, что драконий огонь будет горьким. Что же, было самое время убедиться, что он понятия не имел о том, что говорил. Можно было и догадаться, что ему никогда не приходилось пить этот отвар, да и с чего бы?
Радке казалось, что она горит. Она много раз обжигала руки, в деревне без этого никак. То схватится за горячий чугунок, то нечаянно сунет палец в кипяток или в огонь. Это только звучит глупо, а как случится — и сам не понимаешь, почему так вышло. И волдыри с жидкостью внутри, противные и уродливые, появлялись не раз. Было очень больно и горячо даже после холодной воды или соплей, которыми мазали ожоги.
И вот сейчас Радка чувствовала себя так, словно этот кипяток обжигал её изнутри. Словно она пила и пила кипяток, он вместо крови разносился по её телу, и нисколько не остывал. Горький ли кипяток? А горячие угли? Вряд ли. Вот и этот отвар вряд ли был таковым, но он был нестерпимым. Рада открыла рот, пытаясь быстрым поверхностным дыханием остудить себя, но стало только хуже. Руки и ноги затрясло, и она едва сумела устоять прямо. Но ненадолго. Пара таких же нестерпимо-болезненных вздохов, и она прислонилась к стене, которая в ответ обожгла её холодом.
Вцепившись в каменные стены, Радка наконец почувствовала облегчение. Жар болезненно-приятно покидал её тело через кончики пальцев, принося облегчение и отрешение. Кажется, кто-то пытался разговаривать с Радкой, увещал и успокаивал, при этом стараясь не приближаться. Но она не разбирала слов. Она просто чувствовала, как обжигающая её нутро сила бурлит, а излишки короткими болезненными толчками выходят через пальцы. Стена под её руками теплела.
— Может, хватит уже? — слова наконец коснулись её разума, и она обмякла, сползая по стене на траву. Здорово, что так глубоко под землей может расти трава, странно, как она справляется без солнца…
— Госпожа, с вами всё хорошо? — этот противный голос продолжал её тревожить, и она недовольно помотала головой, пытаясь крепче сомкнуть веки. — Радослава!
На звуки своего имени Радка всё-таки открыла глаза и попыталась понять, где она и что происходит. Под ладонями на земле топорщилась трава, а спиной она прислонялась к дереву, но вокруг была такая кромешная тьма, какой никогда не бывает даже безлунной ночью.
— Кто вы? — слабым голосом произнесла она, морщась от каждого движения. Горло болело, губы пересохли, язык еле ворочался во рту.
— Ты не помнишь? — голос теперь звучал растерянно. — Неужели пострадал разум? Сестра будет счастлива, и зачем я только её послушался…