ткрыто. Внутри я не была.
-Почему?
Катя поерзала, словно ей внезапно стало холодно, хотя стояла невыносимая жара.
-Не хочу.
Затем она предложила Артему прийти вечером на ужин и уехала, взметнув клубы пыли, которые, точно простыни, гонимые диким шквалом, разлетелись по окрестности.
Вдоль улицы тянулись провода, с полдюжины ворон разбили на них свой лагерь. Когда Артем отворил калитку, скрипнувшую так громко, словно кто-то наступил кошке на хвост, и вошел во двор, эти пташки взглянули на него исподлобья. Здесь царило запустение. Крыльцо провалилось, по ступенькам следовало подниматься аккуратно, чтобы случайно не проехаться носом по доскам, трубу пришлось подпереть брусом. Возле дома и за ним был полный бардак: тут вам и перевернутая ванна, на которой проросла трава, и огород, весь в бурьяне, бревна и ведра, раскиданные везде. Отхожее место, примостившееся в дальнем углу двора, навалилось на забор. Поджечь бы все это, а потом вывезти золу и отстроить заново, чтобы не мучиться исправлять и подделывать.
За спиной кто-то грозно зарычал. Заходя во двор, Артем не обратил внимания на будку у ворот, из которой сейчас наполовину высунулся коричневый беспородный пес.
-Рекс! - воскликнул Артем и, присев на корточки, поманил его к себе.
Он помнил пса щенком, теперь же тот вымахал до размеров немецкой овчарки. Надо же, еще жив. Рекс выбрался наружу и залаял, но потом, опасливо принюхиваясь, подошел к Артему, и когда тот потрепал его за ухом, завилял хвостом. Интересно, помнил ли Рекс его?
В самом доме было не лучше, чем во дворе. Казалось, будто здесь порезвилось стадо лосей. Едва Артем открыл дверь, в лицо ему пахнуло стариной. Почти вся мебель побитая, старая, точно ее вытащили из древних захоронений, занавески изъедены молью. Как они тут жили без него? Ответ пришел сам собой: так и жили. Существовали. Тем не менее, на Артема нахлынули чувства. Тут он провел детство, и дом этот, так или иначе, был ему дорог. Сумку он оставил у порога, где были раскиданы продукты, вывалившиеся, по всей видимости, из матерчатой авоськи. Вторая сетка такого же покроя стояла рядом, заполненная провизией.
Дом содержал две комнаты: первая, куда вела дверь из коридора, была кухней, вторая - спальней. В ней у стены стоял плюгавенький диванчик, на котором раньше спали Катька с мамой, и кресло-раскладушка, где размещался по ночам Артем. Окна в этой части дома закрывали виноградные лозы, протянувшиеся по стенам с наружной стороны, однако щелочки, пропускающие свет, позволили Артему увидеть, что пол истоптан. Немало ног прохаживалось по нему за последние дни: именно тут мать лишила себя жизни. Привязала к потолочной балке веревку, оттолкнулась от Артемова кресла и повисла в воздухе.
Дверь в подвал, где жила бабушка, находилась на кухне за печкой, открытая. Раньше мать регулярно белила печку, чтобы придать ей божеский вид, сейчас же побелка пошла трещинами, словно сверху на печь наступила нога исполина. Мама решила разместить бабу Нину внизу после того, как та перестала ходить. Она сидела на судне, положенном поверх сиденья инвалидной коляски, без трусов и штанов, накрытая лишь покрывалом, а потому от нее всегда пахло. Старым немытым телом и экскрементами.
Артем задался вопросом: из-за чего мать осмелилась убить ее? Ему представилось, как она, в край обезумев, катит бабушку по тропинке к реке, а та вертит головой из стороны в сторону, пытаясь хоть что-то разглядеть тусклыми, будто наждаком обработанными глазами, в руках зажаты спицы и незаконченное изделие. Умоляла ли баба Нина ее остановиться?
Он встряхнул головой, отгоняя видение, и тут у него возник новый вопрос, требующий нешуточных размышлений. Каким образом мама вообще вытащила ее из подвала? Артем помнил, как бабу Нину спускали по ступеням двое мужиков, а он поддерживал кресло сзади. Может, сперва она прикончила бабушку на месте, а тело бросила в Метлушку? Но для чего тогда ей понадобилось привязывать ее к каталке?
Его внимание привлек коврик у черного провала двери, ведущей в подвальное помещение, и мысли упорхнули, как бабочки, застигнутые врасплох. Из однотонного зеленого половика, какой обычно кладут на входе, торчали нити пряжи, красные, серые, желтые. Словно их нарочно вплели туда. Некоторые из них тянулись к двери и терялись во тьме. Артем наклонился и пригляделся получше. Ну да, нитки были вшиты в плетение ковра и даже создавали некое подобие узора. Он попытался поддеть коврик ногой, но ничего не вышло, будто тот слишком долго пролежал здесь и сросся с полом. Чтобы отодрать половик, потребовалось определенное усилие. Он словно поднял полено, под которым приютилось гнездо червей. Вот только на самом деле это были не черви, а ворох ниток, въевшихся в доски, некоторые потянулись следом за материей - со стороны казалось, что какое-то неведомое существо открыло слюнявую пасть. Вырвать пряжу из досок тоже не получилось. Такое впечатление, что кто-то насквозь прошил пол здоровенной иглой.
Осмотревшись, Артем заметил красные нитки и под столом на кухне, и у порога. Они тоже накрепко врезались в дощечки. Он ходил из комнаты в комнату, сгорбившись, как старик, вглядываясь под ноги и обнаруживая выступающую пряжу по всему полу. За шкафом с одеждой нитки перевязались между собой, точно паутина, и прошнуровали стену от основания до потолка. Он никак не мог понять, что же это такое.
Шорох снизу донесся так неожиданно, что Артем аж подпрыгнул. В подвале кто-то есть. С минуту постояв и не услышав больше ни звука, он вернулся к двери и, пошарив по стене, щелкнул выключателем. Лампочка в подвале моргнула, затем зажглась, скудно озарив пространство. Шорох повторился, точно свет распугал посилившихся под домом упырей, послышался писк, потом все затихло.
-Мыши, - выдохнул Артем, от сердца немного отлегло.
Он преодолел дверной проем, чуть сошел вниз и пригнулся, чтобы с высоты оглядеть помещение. Пряжа спускалась по ступеням и волокнами свешивалась с лестницы. Всю центральную стену занимал вязаный гобелен разных цветов, будто у бабушки не хватило ниток одного оттенка, потому пришлось использовать другие, чтобы завершить начатое. Тем не менее, даже на нем были узоры, кружева и ажурные рисунки. Видимо, пряжа у бабы Нины все-таки закончилась и в ход пошли подручные средства. Снизу полотно был сшито из лоскутов тряпок, кое-где виднелись островки парусины, это означало, что бабушка пустила на поделку свой матрас или подушку - а может, и то, и другое вместе: каркас кровати стоял голым, пружина вдавлена внутрь.
В детстве бабушка учила его вязать, однажды она проронила фразу, которая почему-то укоренилась в памяти: "Раз с матерью твоей не вышло, может, из тебя будет толк". Ему вспомнилось, как они вместе сидели за столом у окна, связывая какое-то непонятное бесформенное изделие. Хоть бабушкиного мастерства Артем не имел, получалось у него вполне сносно. Став постарше, он бросил это дело, решив, что вязание - прерогатива девчонок.
Артем ступил на цементный пол. Воздух был затхлым и влажным. Обитавшая здесь тишина казалась издевательской, она скрадывала даже звуки от его шагов. На глаза ему попались спицы, вдетые в петли незаконченного полотна, и, о Боже, крыса, распятая в нижней его части. Живот ее был разодран, внутренности сплелись с полосками ткани и составляли одну из частей узора. Тело животного уже ссохлось, но не разложилось. Артем отшатнулся, словно она зашевелилась и приветствовала его кивком головы.
Он хотел броситься к лестнице и выскочить отсюда, но помедлил, заметив, что вязаный гобелен не висел на крюках или гвоздях, он вообще не был прикован к стене: нитки цеплялись за потолок. Нет, они проходили сквозь него! Чтобы убедиться в этом, Артем взялся за кончик полотна подальше от мертвой крысы и слегка отодвинул от стены. Так и есть! Каким-то образом, ткань проникла через цемент прямо на верхний этаж.
Не веря глазам, он потянул ткань на себя, но она не поддалась. Только сейчас Артем обратил внимание, что потолок испещряли нити, одни перекрестились друг с другом, как змеи, которых во время брачных игр внезапно настигла смерть, другие, прядями спадая вниз, зависли в воздухе, точно сосульки или сталактиты в пещере. Он будто бы оказался в сумасшедшем доме, где кто-то из душевнобольных, забывший человеческую речь, нашел способ донести свое послание миру посредством клубка ниток. Только что это было за послание?
Артем решил проверить, не почудилось ли ему это, и висящее в подвале полотно на самом деле прошло сквозь пол, как бестелесная сущность, для чего вернулся в дом. Но, сдвинув немного шкафчики с кухонной утварью, прислоненные к стене, убедился, что глаза его не подвели. Материя вырастала из досок, как чудовищный цветок, которому не требуется почва, врезалась в стену и, по всей видимости, продолжала свой путь на улице.
Невероятно!
Выбежав во двор, Артем прошел вдоль дома, шурша травой, и припал к земле в том самом месте, где, по его расчетам, ткань выбиралась наружу, точно пленник, нашедший лазейку и сумевший освободиться. И действительно: вязаное полотно просочилось сквозь стену, как вода, цветные пряди терялись в густой траве, исчезали под слоем почвы и вновь возникали на поверхности. Он последовал за ними и очутился у забора, где ткань пробила брешь. Дощечки в этой части разошлись в разные стороны, словно пропуская бурный поток. Рядом росший куст крыжовника, увидел Артем, был опутан пестрой бахромой. Полотно покидало территорию двора и уходило на проезжую часть.
Забор был невысоким, и Артем ловко перемахнул через него, не отрывая взгляда от своего проводника. Со стороны ткань можно было и не увидеть: буйные заросли скрывали ее от посторонних глаз, к тому же периодически пряжа зарывалась в землю, как будто прячась от света. На проезжей части изделие втоптали в дорогу колеса машин, это означало, что здесь оно появилось не день и не два назад. Кое-где поделка порвалась, выпучив наружу распустившиеся нитки. Стоя на дороге, чувствуя, как солнце печет спину, Артем проследил взглядом за этой бесконечно длинной ковровой дорожкой, насколько позволяло зрение. Она проходила меж домами и, если не меняла курса, двигалась прямо в лесную чащу. Он не сомневался, что рукоделие это принадлежало бабушке. Вот только как она вытащила его на улицу и расстелила по земле? И куда оно ведет? Только он хотел пойти по следу полотна, как на него упала тень.
-Здравствуй, сынок, - произнес мужской голос.
Артем, словно во сне, оторвался от созерцания дороги. Перед ним стоял худощавый старик в потертых джинсовых шортах и широкой майке болотного цвета. На ногах - резиновые сапоги, все в навозе, голова на тоненькой морщинистой шее спряталась в панаму, как черепаха в панцирь. Прямо-таки пугало огородное, сошедшее со своего столба и прохаживающееся по поселку. Приглядевшись, Артем узнал знакомые черты лица. Дядя Вова! Разум тут же выудил из архива памяти воспоминания о том, как дядя Вова брал его с собой рыбачить, и пока они сидели на берегу, закинув удочки в воду, рассказывал жуткие истории о русалках и утопленниках, ночами выбирающихся на сушу. Сам он жил на той же улице, чуть подальше от их дома, у кромки леса. Старик дымил папиросой, влажные глаза поблескивали, как горный хрусталь, пролежавший в земле не один век, руки держали удочку и металлический бидончик.
-С приездом! - сказал дядя Вова и щелбаном стряхнул пепел с папиросы, не вынимая ее изо рта. Загорелое - почти черное - лицо расплылось в добродушной улыбке.
Артем тоже обрадовался ему. Однако странные обстоятельства навели смуту внутри него, и вместо приветствия он, указав на вязанное полотно, спросил:
-Вы видите это?! - голос прозвучал громко, в него вплелись некрасивые визгливые нотки.
На лице дяди Вовы отразилось недоумение.
-Тряпку-то? - уточнил он. - Ну, вижу.
-Откуда она здесь?
-Да кто ж ее знает-то, сынок? Бросил, поди, кто.
Артем метнулся к нему с горящими глазами и схватил за локоть. Кожа была холодной и обмякшей, как раскисшее тесто.
-Глядите! - Он повел дядю Вову по дороге к забору, на ходу поддевая полотно ногой и взбаламучивая пыль. - Видите? Оно идет из нашего двора. - Он указал на дом. - Прямо оттуда. Вылезло из стены.
-Из стены, говоришь?
Артем принялся рассказывать старику о том, что нашел в доме: о пряже, вплетенной в коврик, гобелене, висящем в подвале, голом каркасе кровати и даже о крысе, запутавшейся в нитках, как рыба в сетях. Однако язык словно отнимался, изо рта выходила бессвязная речь. В этот миг он напоминал ребенка, который старался на пальцах объяснить взрослому нечто невероятное, не укладывающееся у него в голове, но не мог из-за переизбытка чувств. Эта неспособность его раздражала.
Дядя Вова глядел на него с печалью.
-Я сожалею о твоей маме, - вдруг сказал он. - Она была хорошей женщиной. Упокой, Господи, ее душу.
Артем умолк на пару секунд. Почему-то эта фраза вывела его из себя. Он пытался сообщить дяде Вове о странных вещах, творящихся тут, а тот его не слушал. Да еще и сожалел он лишь о матери, а на бабушку, которая умерла не своей смертью, ему было наплевать.
-А баба Нина, значит, была плохая!
-Ты не кипятись, сынок. Сам знаешь, что бабка твоя - не подарок. Намучилась с ней матушка, ой как намучилась.
-Много вы знаете!
-А что ж не знать-то. Я порой помогал ей, матери твоей. То в магазин сходить, то дров наколоть. Слыхал, о чем они толкуют. В лес ее бабка посылала зачем-то. И мне однажды сказала в лес идти и яму рыть. Из ума она выжила, ясное дело. Не выдержала мать твоя. Это точно, не выдержала, потому и... - дядя Вова махнул удочкой в сторону Метлушки.
Мысли, словно вестники, разносящие беду, принесли Катины слова о том, что дядя Вова встретил мать аккурат перед тем, как она перетянула шею веревкой и спрыгнула с Артемова кресла. Возможно, даже за пару минут до этого. Встретил и не остановил. Где-то в груди внезапно возникла и разразилась дождем злость на этого человека.
-Как вы могли не остановить ее?! - вспылил он.
Дядя Вова отступил на шаг точно человек, перед носом которого нежданно-негаданно появилась стена.
-Почему вы позволили ей совершить с собой такое?!
-Так кто ж знал, что у нее на уме! - Старик тоже повысил тон, в голос закралась обида. - Вот вижу: бежит она с реки, запыхалась вся, а я корову пастись вел, как обычно по утрам. Вон там проходил. - Он направил удочку на безлюдную пустошь за домом. - Спросил, чего это она носится с утра. Мать твоя мне и заявила, мол, бросила бабку в Метлушку. "Все, не могу больше, дядя Вова!". Вот так прям и сказала. Связала, говорит, и бросила!
Дрожащей рукой дядя Вова вытащил папиросу и с размаху кинул в пыль.
-Я к реке побежал - ни следа бабки! Тогда и подумал, что, может, она несерьезно. Поругались, с кем не бывает. Я и не стал лезть к ним: бабы цапаются, а мужик всегда крайний.
Теперь старик выглядел так, будто хотел прилечь. Артем ничего не ответил ему на это и, резко развернувшись, пошел к дому.
-Ты не сердись, сынок! - услышал он за спиной. - Я ж не хотел, как хуже. Я ж не знал!
Артем зашел во двор и с силой хлопнул калиткой.