Нож нашелся в ящике стола, однако он выпал из рук Артема, как только тот заметил одинокую фигуру за окном, двигающуюся в лунном сиянии по дороге.
Фигуру в инвалидном кресле.
У него защемило в груди, сердце будто внезапно остановилось, как старые часы, у которых села батарейка. Не веря глазам, он чуть продвинулся вперед и распахнул входную дверь. В лицо ударила ночная прохлада, в зарослях стрекотали насекомые. Луна висела на серой тверди и напоминала глаз трупа, полуприкрытый веком. Трава в лунном свете переливалась, точно поверхность воды, ветер ерошил ее и шуршал, словно ребенок кульком конфет. Далеко на небе уже заиграли краски: понизу, у самой земли, пунцовые, чуть повыше - яркое золото.
А вдоль забора в своем инвалидном кресле ехала баба Нина. Другой конец полотна находился у нее в руках, которые работали спицами в устрашающем темпе. Бабкин труд тащил ее к дому - как живое, изделие вздымалось над забором и вновь опускалось на землю. Артемом вдруг овладела поразительная усталость. Нельзя сказать, что она была неприятной. Он не чувствовал ни малейшего желания двигаться, кричать, плакать или беспокоиться о том, что будет дальше. Хотелось просто лечь прямо здесь, на пороге, и уснуть под ласково мерцающими звездами.
Баба Нина, протаранив калитку и сорвав ее с петель, въехала во двор. Одну половину лица ярко подсвечивала луна, а вторая оставалась в тени, как будто провалилась и исчезла. В рот были вставлены две ветки, выбившиеся из плетеного ковра, по ним в ее организм поступала кровь. Рекс в будке затянул отчаянную песнь, а Артем неожиданно потерял равновесие и повалился в щетинистые объятия вязанного монстра.
*
"Вставай, у нас много дел", - слова родились в голове сами собой, заставив Артема раскрыть глаза. Перед взором была стена, обои с выцветшим рисунком пожелтели и отошли наверху, их давно следовало поменять. Он не ведал, сколько времени проспал, но за окном посветлело: уже настал день. Все еще находясь под впечатлением от кошмарного сна, Артем перевернулся на спину и потер веки. Тело болело, кости ломило так, словно его выстирали ночью, а затем били, отжимая, о камни. Едва он спустил ноги на пол, как их сковало судорогой.
Пылинки плясали в крошечных лучах света, пробивавшихся через лозы винограда. Телефона у подушки не оказалось, хотя он точно помнил, как клал его туда перед сном. Не забыл он также, что лесное одеяло пыталось его сожрать, и мобильник улетел под кресло. Но это же было не наяву, ведь так? Это всего лишь сон, навеянный скорбными думами и несчастьем, случившимся в семье.
Встав, Артем чуть было не лишился сознания, в глазах потемнело, а ноги отозвались новой порцией боли. Стоило черноте рассеяться, как взгляд зацепился за листья и травинки, раскиданные у дивана, а затем он увидал свои ступни, все в ссадинах и кровоподтеках.
-Нет, нет, нет! - процедил он, не желая принимать реальность.
Это невозможно и настолько абсурдно, что Артем готов был поверить в пришельцев, нежели в то, что его мертвая бабушка выбралась из реки и прикатила домой. От дивана в соседнюю комнату тянулся красный след, окно на кухне тоже было вымазано алым. Кровь уже подсыхала, рядом кружила стайка мух, одна из их сестричек, самая жирная и противная, вляпалась в густое мессиво на окне и захлебнулась от жадности - так и померла прилипшей к стеклу. Артем торопливо вернулся назад, впопыхах натянул джинсы и майку, брошенные вечером на кресло, и вышел на улицу.
До его слуха донесся звук работающего сверла: некто по соседству что-то мастерил, где-то на задворках голосила детвора и лаяла собака.
-Рекс! - позвал он, однако пес не отозвался. - Иди сюда, дружок!
Будка у разломанной калитки была пуста, а в траве на огороде что-то шевелилось. В лицо ему пахнул порыв ветерка, принесший кислый, острый запах - вонь застаревшего пота, смешанную со смердным дыханием смерти, болотистыми ароматами реки и теми запахами, которыми пропитано отхожее место. За домом раздался полный боли стон, который пробрал его до костей. Предчувствуя неладное, Артем с опаской направился вглубь двора, аккуратно шагая. Трава на огороде зашелестела и вздрогнула, точно испуганная. И тут он увидел.
Плетение из прутьев и веток сцепилось с выступающим из подвала вязанием, превратившись с ним в единую вещь. Оно ползло вон из двора, двигаясь волнообразно, и тащило за собой изувеченный труп Рекса. Шкура с него была содрана - словно одна из нитей ужасного гобелена, она схлестнулась с косами из травы и полевых цветов - лапы вывернуты, сквозь них и все тело проложили свой путь стебельки, включив собаку в общую поделку. На проезжей части голова Рекса повернулась, будто пес хотел лицезреть хозяина в последний раз. Артем заметил его черные застывшие глаза, а также бутоны цветов, торчащие из пасти, вымазанные в крови.
Горло сжалось и запылало, словно он жар с печи сглотнул, однако чувство потери в тот же миг уступило место безрассудному страху: баба Нина все еще здесь! Он даже догадывался, где она находилась - за домом, куда он пока не решался заглянуть.
Артем постоял некоторое время, обдумывая свое положение. Что он мог сделать? Вызвать полицию, чтобы ребята из органов увезли неугомонного покойника, или обратиться к соседям?
"Да, - подумал он. - Либо то, либо другое".
Но сперва нужно убедиться, что мертвец действительно тут. Рваными шагами Артем добрался до края дома и заглянул за угол. От зрелища, развернувшегося перед ним, он остолбенел и даже забыл, как дышать. Секунда, в течение которой он испытывал беспомощность и неизбежность своей смерти, замерла, словно придавленная кирпичами. Все вокруг было в крови, здесь явно произошла страшная бойня. У туалета, подмяв забор под себя, лежала туша коровы. Пасть ее была раззявлена, язык вывален наружу. В распоротом брюхе копошились связанные в косички ветки. Баба Нина восседала посреди этого хаоса на своем инвалидном кресле, точно на троне, с опущенной головой, раздетая ниже пояса. Тело ее разбухло и надулось, посинело, как небо на заре. Морщинистое лицо напомнило Артему старую тыкву, сгнившую без пользы на грядке. Часть кожи на голове сошла, явив взору гладкий череп, отдававший на солнце янтарным блеском, оставшиеся волосы, спутанные и грязные, спадали на плечи. Глаза у нее отсутствовали - вероятно, их спороли рыбы, когда она лежала на дне Метлушки, верхняя губа тоже исчезла, а нижняя оттопырилась и налилась лиловым цветом. Подле бабушкиных ног находился человек с дырой в животе, откуда тянулась длинная цепочка кишок, которые баба Нина лихо наматывала на спицы, создавая то самое полотнище, что ползло по огороду. Артем с ужасом узнал в нем дядю Вову. Старик не шевелился, но он дышал - громко, как лошадь, отфыркивающаяся от попавшей в ноздри воды.
Картина эта была похожа на работу сумасшедшего художника, который запечатлел на холсте извращенную сцену насилия. Разумом Артем понял, что никогда уже не станет прежним, данное зрелище будет преследовать его до конца дней, маяча в темных закоулках и кошмарах. Был ли теперь смысл продолжать жизнь или лучше следовало сразу сдаться чудовищу, которым стала бабушка, и умереть, ни о чем не заботясь? Он ощущал себя хрупким предметом, который подкатился к краю высокой полки, но пока не упал.
Мертвые руки на мгновенье перестали вязать, и Артему показалось, что покойница слегка поманила его скрюченным пальцем. Мол, подойди, посидим на дорожку. Он был в таком состоянии, что перечить не стал. Дядя Вова наблюдал за ним вытаращенными глазами. Приблизившись, Артем обратил внимание, что бабушкины руки держали и не спицы вовсе, а тоненькие косточки. Быть может, раньше они принадлежали зайцу или лисе, а теперь служили мертвецу предметом для создания жутчайшего произведения искусства. Изо рта бабы Нины спускались нити пряжи, другие концы их забрались в живот старика, утонув в кровяной жиже. По ниткам, как и по прутьям, впившимся ночью в Артемовы ноги, также струилась кровь. По всей видимости, крови этой хватало лишь на то, чтобы обеспечить движение рук: остальные части тела старухи оставались одеревенелыми. Хоть голова ее касалась грудной клетки, он прямо-таки видел, как в глазницах что-то шевелилось, как будто человек, перебегающий с места на место в густой тени. Артем принял это за душу, которая не успела отойти в мир иной, но потом понял: хотя тело бабушки умерло - вблизи можно было наблюдать начало распада - сознание каким-то образом все еще оставалось живым. И могло соображать. Оно-то и управляло руками, чтобы обеспечить достижение цели, какая стояла перед бабушкой, когда та была жива.
Оно продолжало поиски странного предмета, закопанного в лесу.
"Мне нужно ей помочь", - мысль ударила в голову, как молоток сапожника, прибивающего каблук к туфле, и у Артема волосы встали дыбом на загривке: эта мысль ему не принадлежала! Сейчас он был уязвимым. Очень уязвимым, как человек без кожи.
"Найди спицы".
Искать их нужды не было, так как они находились в подвале, вдетые в настенный гобелен. Как бы Артем этому не противился, тело его по собственной воле направилось к дому, спустилось в подвал, выдернуло спицы и вернулось назад. Им словно управлял кто-то посторонний. К тому моменту дядя Вова был уже мертв, глаза его остановились на одной точке и больше не следили за Артемом, отчего на душе появилось легкое облегчение.
"Раз с матерью твоей не вышло, может, из тебя будет толк", - вспомнил он бабушкины слова и медленно, как пловец в подводном балете, сунул руку брюхо старика, а после с противным хлюпанием извлек на свет Божий часть теплых внутренностей. Он не забыл механизм вязания, однако скользкие кишки никак не поддевались спицами. С отвращением Артем бросил их обратно, словно мусор в ведро с помоями, и его сразу же вырвало в заросли бурьяна. Потом же он набрал горсть травы и переплел ее между собой. Работа была начата.