Самгин лихорадочно рвется к тому, чтобы создать себе влиятельное положение в буржуазном обществе, но у него не хватило дарования и энергии ни для того, чтобы стать писателем, ни для того, чтобы стать лидером политической партии или министром Временного правительства. Он, как можно догадываться по черновым наброскам, был после Февральской революции послан на фронт уговаривать солдат и во время стихийного отступления раздавлен артиллерийской повозкой.
В самом конце романа, в Таврическом дворце, в первый день Февральской революции среди гвалта, гомона, толкотни и беспорядка сидел на полу солдат и починял пулемет.
Он не обращал ни на что внимания, а усердно возился с пулеметом, держа его между ног.
Как предвестие боев за Октябрьскую социалистическую революцию здесь в третий раз дан солдат. Он сосредоточен в себе, занятый пулеметом.
Апофеоз романа, как можно судить по черновым записям, был в сценах приезда Ленина в Петроград.
Сохранились отдельные записи этой сцены: Самгин, придя на площадь у Финляндского вокзала посмотреть на приезд Ленина, стоял в толпе рабочих.
………..
А там, вокруг броневика, тесная, как единое тело…
— Да здравствует социалистическая революция! Негромко, но так, что слышно было на всей площади.
Покачнулись.
— Ага? Слышал?
………..
— Товарищ Ленин, мы готовы. Мы понимаем, товарищ, — верно?
— Ильич! — Просто, — подошел и говорит: — Здорово, Ильич! А?
………..
Он как-то врос в толпу, исчез, растаял в ней, но толпа стала еще более грозной и как бы выросла.
………..
Все, что он говорил, было очень просто и убедительно — тем более не хотелось соглашаться с ним.
………..
Ощущение: Ленин — личный враг.
Было странно и очень досадно вспомнить, что имя этого человека гремит, что к словам его прислушиваются тысячи людей (XXII, 550–551).
………..
………..
Роман был не кончен. Огромная работа Горького, которую он взял на себя с 1928 года, отодвинула «Клима Самгина», и только иногда, говоря о своей загруженности, он вспоминал, как в письме к С. П. Подъячеву: «У меня не кончен «Самгин».
Здоровье его между тем становилось все хуже: иногда ему приготовляли до трехсот кислородных подушек в день. Тогда он упорно взялся за роман. Осенью 1935 года он писал автору этих строк: «Пишу «Самгина». Думаю зимой кончить». И в следующем письме: «Пишу как бешеный».
22 марта 1936 года он, словно предчувствуя свою гибель, пишет Ромену Роллану:
«Много работаю, ничего не успеваю сделать, дьявольски устаю, и — к довершению всех приятностей бытия — сегодня у меня обильное кровохарканье. Это, разумеется, не опасно, однако — как всегда — очень противно, и особенно потому противно, что окружающие делают испуганные глаза, а некоторые даже утешают: не бойся! А я боюсь только одного: остановится сердце раньше, чем я успею кончить роман» (XXX, 435).
Так и случилось: роман не был кончен.
18 июня 1936 года Горького не стало.
Неизмеримая историческая заслуга Горького в том, что в эпоху решающей схватки рабочего класса с капитализмом он своими художественными произведениями приобщал к революционному сознанию широчайшие массы читателей; в том, что и своими художественными произведениями, и своей публицистикой, и прямой организаторской и революционной работой он укреплял боевое сознание масс в борьбе за победу коммунизма.
О великом русском писателе Льве Толстом В. И. Ленин писал в 1910 году:
«Его устами говорила вся та многомиллионная масса русского народа, которая уже ненавидит хозяев современной жизни, но которая еще не дошла до сознательной, последовательной, идущей до конца, непримиримой борьбы с ними»[98].
Выразителем в литературе тех эксплуатируемых масс, которые не только уже ненавидели «хозяев жизни», но и дошли до «сознательной, последовательной, идущей до конца, непримиримой борьбы с ними», был М. Горький.
И история сделала так, что великий писатель, выразитель этих масс, самою жизнью своей как бы символизировал мучительный рост их сознания, их напряженную борьбу.
«Во мне постепенно развивалось волевое упрямство, — писал он, — и чем труднее слагались условия жизни — тем крепче и даже умнее я чувствовал себя».
Можно сказать, что и русский рабочий класс, вместе с которым рос Горький, тоже чувствовал себя и крепче и умнее по мере роста своей сопротивляемости самодержавно-полицейскому государству и капиталистической эксплуатации.
Горький был вестником и глашатаем бури, возродившей Россию на новых началах. И связь Горького с выдвинувшими его массами была в первую очередь связью с авангардом демократии, с рабочим классом, с его партией.