— Вам лучше? — спросил Олег.
— Да, благодарю.
Девушка рассчитывала, что они хоть немного постоят вдвоем с Олегом, и она сможет задать ему вопросы, которые накопились за недолгое время от начала бала. Однако почти сразу за молодыми людьми на террасу вышли двое: пожилой мужчина, прихрамывающий на правую ногу, и девушка одних лет с Анной с волосами цвета пылающего заката.
Олег сразу узнал гостей. Поклонился мужчине, поднес к губам руку девушки, приветствуя их. Взяв под руку Анну, "помог" ей повернуться лицом к гостям.
— Матушка, позвольте представить вам графа Лаврентия Анатольевича и Руфину Модестовну.
Мужчина поклонился, девушка сделала реверанс. Поднявшись, Руфина Модестовна улыбнулась какой-то лисьей улыбкой и произнесла:
— Ну, зачем же так официально, Олег? Ни к чему Анне (вы ведь не против такого обращения) звать меня по имени отчеству. Пусть привыкает к нашей маленькой забаве и называет меня Маркизой, как и все в здешних краях.
— Если это не доставит вам неудобства, Маркиза, — отозвался Олег.
Руфина Модестовна улыбнулась ему немного кокетливо. Потом взгляд ее скользнул по лицу Анны, и девушка совершенно точно поняла, что само ее существование доставляет неудобство Маркизе.
— Позвольте выразить вам мое восхищение, Анна Трофимовна, — улучив момент, с поклоном сказал граф Лаврентий Анатольевич.
Анна улыбнулась графу, собралась вновь сделать реверанс, но внезапно обнаружила, что граф на нее уже не смотрит. Взяв Олега за руку, старый граф притянул его к себе и нежно обнял, словно родного сына.
— Олег! Как долго мы не виделись!
— Почти два года, Лаврентий Анатольевич.
Отстранившись от молодого человека, граф с интересом принялся разглядывать его.
— Почти не изменился. Нет! Совсем не изменился! Все так же хорош собой. И науками все занимаешься? Слышал, что это твоими трудами поместье поднимается. Ну, молодец, молодец. Вот повезло же Леониду! Такой сын замечательный. Не то что мои: двое, а толку ни от кого нет.
— Помнится, при нашей последней встрече вы хвалили Мелентия.
— Хвалил. А что еще остается, не могу же я сказать, что все свое состоянию бездельнику передам?
Олег нахмурился, словно не решаясь задать какой-то вопрос. Но граф понял ход его мыслей и с явной неохотой произнес:
— Жив, слава Богу, мой Василий, — месяца два назад письмо от губернатора получил. Бедствует, но живет мой блудный сын.
Олег заметил внезапную перемену в Анне, едва граф упомянул имя своего старшего сына. Не зная, чем объяснить волнение девушки, молодой князь решил отвлечь ее разъянениями:
— Василий — старший сын Лаврентия Анатольевича. Уплыл за море и почти два года не было от него вестей.
— Нарочно не писал мне! — поспешил добавить граф. — Поссорились с ним, вот и решил вовсе о себе сведений не присылать.
— А про Юлию ничего не известно? — вмешалась в разговор Маркиза.
Олег уже качнул головой, когда граф вновь заговорил:
— Как же неизвестно? Губернатор написал, что хозяйка она в большом доме. С Василием дружбу водит. Счастлива, не иначе.
— Вот как… — с облегчением выдохнул Олег. — Но отчего же сама ничего не пишет?
— Этого не знаю. Могу адрес дать. Напиши, Олег. Вдруг отзовется.
Молодой человек согласился, хотя понимал, что если сестра до сих пор не единой строчки им с отцом не написала, то вряд ли станет отвечать на письмо.
"Ну и ладно. Главное, что жива и счастлива," — рассудил Олег.
— Но возвращаясь к моему бездельнику, — вновь заговорил граф. — Не окажешь ли ты мне услугу, мальчик мой?
— Все что угодно, Лаврентий Анатольевич.
— Займи моего Мелентия. Хоть на охоту возьми его разок. Знаю, что поссорились вы, но мочи нет его больше в доме терпеть. Хоть бы полдня в тишине да покое провести.
— Не вижу никаких препятствий к этому, Лаврентий Анатольевич. А ссора наша такая пустяковая была, что я уж и думать о ней забыл. И Мелентий, надо полагать, тоже. Я заеду к вам завтра, поговорю с ним.
— Отчего же завтра? Вы можете поговорить прямо сейчас! — удивился граф.
Олег нахмурился. Мелентий был известным человеком в здешних местах. И, к сожалению, известным не с лучшей стороны. Особенно много неудобств доставляла его привычка приходить на балы тогда, когда его туда не приглашали. Впрочем, как ни старались упрекнуть его хозяева в плохом поведении, сделать это в открытую никто не мог. Молодой человек так ловко маскировал свой визит убедительными причинами, что не было никаких поводов выставить его за дверь без опасения прослыть негостеприимным.