Снежная, декабрьская крупа небрежно рассыпалась по широким степям. Заботливо перемежёванные, черноземные поля укрытые белым ковром отдыхали. Еще не так давно бурлила жизнь на этих просторах, окроплённых терпким трудовым потом, в пору летней страды.
Опираясь на ледяные стенки вагона, едва выглядывая из-за борта Федя, одетый в легкую солдатскую шинель высматривал знакомые черты родных мест, выдыхая горячий пар.
Забитый под завязку, вагон без крыши с пленными солдатами размеренным шагом двигался на запад. В тыл ненавистного врага.
Лица приобрели сероватый оттенок, почти ни сколько не выражая чувств. Доведенные до исступления люди молчали, постукивая зубами от холода.
Второй день пути собирал свою жестокую жатву. Из девяносто мужчин закрытых в железном коробе двадцать лежали, примерзнув к стальному полу представляя собой истощенные, синеватые полу скелеты. Оставив свои печали и заботы навсегда суровой зиме. Остальные же из последних сил старались держаться. Мертвые чуть только испускали последний вздох, а бывало и того раньше, раздевались более выносливыми товарищами. В условиях, где моральные принципы то и дело давали трещину, многие переступали через соседа, уже не опасаясь последствий.
Федор вглядывался, окружающее мало заботило. Ободряло лишь то, что отец стоял рядом. Нет, гораздо лучше было, если папа был дома в тепле с мамой. Но семейного гнезда не стало еще в начале войны, когда взбудораженные победами немцы жгли и топтали советскую землю. Судьба матушки осталась, загадкой до сих пор Федя не имел представления, где она и что произошло.
Ах, мама мамочка! Мягкие руки ее прижимавшие русую головушку маленького Феди, пахли когда-то парным молоком. Особенное тепло исходило от нежной улыбки, которое растекалось по телу, давая необыкновенное чувство спокойствия. Она всегда могла найти правильное доброе слово для единственного обожаемого сына, несмотря на бесчисленные проказы озорника.
Лишь раз Федя видел глаза матери остекленевшие от страха. Родители ремонтировали сарай, давая гулять сынишке по двору, залитому светом полуденного солнца. Ему исполнилось четыре года когда, распахнув настежь внушительных размеров калитку, побежал от дома к деревенскому пруду. Наскоро сбросив обувь, не снимая одежд, прыгнул в воду.
Прошло шестнадцать лет, которые не изгладили из памяти перекошенных страхом лиц родителей. Тогда чуть не утонув, запутавшись в рыбацкой сети, Федя даже не осознал до конца что произошло. Лежа на песочном берегу, невинно моргал ресничками на своих спасителей. Лишь некрасивый шрам на правом локте в форме изогнутой елочки от рыболовецкого крючка, разорвавшего детскую ручонку, напоминал, что приключилось все на самом деле. Позже этот случай частенько становился предметом шуток, когда они втроем собирались за общим столом по вечерам, попивая сладкий чай с абрикосовым вареньем.
Да. Славные деньки проходили, как же мы не разглядели своего счастья?– размышлял Федя.
А между тем на смену спокойным мирным будням, пришли бессонные ночи.
Когда по радио объявили о нападении Германии на Советский Союз, стало как то не по себе. Война, развязанная на западе, не воспринималась как угроза, пока велась далеко. Конечно, сообщения непрестанно приходили, давая пищу для пересудов деревенским, теперь же с полной силой стучала она и в наши двери.
Первым на фронт ушел отец без долгих бесед, словно выполняя обычное дело, после смены зашел в дом, позвал сына с женой. Мама огорчилась, что говорить само собой заплакала. Времени как, оказалось, было совсем немного, простились. Федя проводил до сельского клуба. Оттуда было положено на ветхом, зеленом грузовике группой выдвигаться до распределительного пункта.
Остались вдвоем. Мама иногда плакала вечерами, тревожное чувство до боли сжимало в центре груди Феди. От бессилия, что-то изменить, тяжелых дум жалости к родителям и себе – сжимались кулаки.
Спустя год пришла повестка и за ним. К этому Федя уже был готов. Матери, наверное, вечности не хватило бы это принять, но шла война. Всякая семья в большой необъятной стране чувствовала дыхание беды. Многие деревни и города сгинули с лица земли, навсегда вместе со своими жителями под сапогами немцев, вызвав священный гнев живых.
Насмотреться пыталась мама на Федю, пока ел горячий борщ, что удавался ей, по словам сына лучше всего.
Мамуля ты не волнуйся, – улыбнулся Федя. Вмиг обернемся с батькой. Думаю, немчуре недолго осталось гостить у нас, пора им билет домой выписать.