Береги себя там сынок! – ее взгляд увлажнился. Горячее слезы, поднимаясь от самого сердца, брызнув, побежали по родным щекам.
После короткой подготовки в соседней части, Федя был отправлен на подступающий фронт.
Рыхлая, раскаленная почва пропахла порохом. Дождь железных снарядов обильно орошал землю. Первая битва предстала совсем в другом обличии, чем воображал Федя.
Батальон, в котором он состоял, на передовой разбили вдребезги как хрустальную вазу, разбросав осколки людей по окопам. В считанные часы отступление стало невозможным, из-за непрестанной стрельбы по флангам.
Когда рота в сгущавшихся сумерках, бежала вперед, тут и там замелькали яркие огни, изрыгаемые горячими орудиями, поднимая сотни килограмм грунта в воздух.
Перепрыгивая широкую траншею, Федя поскользнулся, приземлившись на дно, где скопилась дождевая вода. Не прошло и минуты как один за другим падали сюда и остальные, образуя груды тлеющих тел. Стонущие, изувеченные, они пытались ухватиться за тонкую нить жизни, удерживающую их в этом мире. Барахтаясь в гнилостной жиже из крови и остатков плоти.
Лихорадочно прижимая дрожащими руками, холодный автомат к животу Федя полусидя, оперся на земляной выступ, грудь с шумом выдавливала воздух, стучало в висках. Каска съехала набок, открывая расшибленный лоб, форма же вымазанная грязью намокнув, отдавала сыростью. Гул орудий не прекращался. Юная душа содрогнулась, пребывая в тревожном забытье.
Очнулся Федя, прижатый обмякшим телом к земле. Солдат подброшенный взрывом вверх упал на него. С трудом выбравшись, он услышал угасающий голос.
Нелегко пришлось браток?
Федя не нашел что ответить умирающему. В темноте непосильно было разглядеть черт лица, только при отдаленных вспышках заметны стали черные струйки, стекающие от волос к шее.
Все заклокотало внутри, перехватывая дыхание.
Выкарабкавшись из траншеи, Федя стремительно направился вперед, украшая свинцом тела неприятеля. Пока вражеский пулемет не сбил с ног.
На рассвете в числе других истрепанных, избитых, как и он, зашагал под дулами автоматов к немецкому лагерю, в котором впоследствии провел три месяца. Раны плеча и руки немного беспокоили, покалывая изнутри.
Начало зимы показалось удачной порой германскому начальству, чтобы доставлять пленных к западной границе СССР. Перевозками без еды и воды в открытых вагонах можно было сэкономить на патронах. Тысячи людей так и не добравшись до конечного пункта обыкновенно замерзали.
Рано утром Федя уже стоял в вагоне отправляющегося состава. Сонные товарищи переминались с ноги на ногу, некоторые вначале даже посмеивались, обнажая редкие, желтоватые зубы.
Среди беспокойной сутолоки он не сразу приметил отца, весьма постаревшего всего за год. Встретив его взгляд, Федя вздрогнул. Обнявшись, они принялись вспоминать былые времена.
Что с мамой?
Федя скорбно мотнул головой в ответ на первый вопрос.
Ехали, мучаясь голодом и жаждой, овеваемые студеным ветром. Каждый следующий час не изменено уносил жизни, расчищая пространство вокруг них.
Болезненная немощь пробиралась в тело, голова кружилась. Не в силах уже стоять, присел. Отец был рядом, когда Федя забылся сном. Ему грезились: молодые мама и папа, сидящие перед ним маленьким, их светлые добрые глаза полные заботы о нем.
Прощальный раз обняв, отец, шатаясь, стал засыпать его тряпьем уже ни кому не нужным здесь.
Поезд был отбит советскими войсками той морозной ночью. Среди тысячи трехсот искорёженных, обледенелых тел под ворохом вещей нашли единственного живого, еле дышащего Федю.