Когда обежала два круга, поднялся намеренно медленно, заглянув в комнату Сопеляка. Пан Виктор переворачивал какие-то бумаги и не увидел его. Рутковский проскользнул между письменными столами.
— Мое почтение, пан Виктор! — сказал громко и бодро. — Вы, как обычно, ранняя пташка.
Сопеляк усмехнулся благосклонно. Он всегда улыбался любезно, а особенно угодливо тем, кто шел в гору. Этот Рутковский, смотри, через полгода или год станет заместителем Кочмара, и господину Максиму нужно улыбаться искренне. Сопеляк скомкал в кулаке бороду, чтобы Рутковский лучше видел выражение его лица — приятное и предупредительное.
— А вы, пан Максим, сегодня, вижу, тоже не задержались.
— Эх, пан Сопеляк... — Рутковский сделал таинственное лицо. Знал, что Сопеляк больше всего любит секреты, и решил сыграть на этом. — Расскажу вам, но это ведь тайна...
— Конечно, пан Максим, все останется между нами, честное слово.
— Понимаете, вчера вечером познакомился с девушкой и прогулял всю ночь. У нее... А она здесь недалеко живет, домой уже не было смысла возвращаться.
— А красивая девушка? — узкие глаза Сопеляка блеснули интересом.
Рутковский поцеловал кончики пальцев.
— Очень.
Лицо Сопеляка омрачилось.
— Теперь вам, — сказал вздыхая, — все дается легко. Деньги, девушки...
— Не говорите никому.
— Боже сохрани... А вы в самом деле загуляли. Даже... — запнулся.
Рутковский насторожился.
— Что «даже»?
— А-а, пустое. Всегда аккуратный, приятно смотреть, а сегодня небритый.
— Точно. — Максим с притворным отвращением провел ладонью по щеке. — Откуда у девушки бритва? Знаете, скажите Кетхен, что я в библиотеке — здесь парикмахерская за углом, за двадцать минут можно успеть.
— Если она поверит.
— Вам, пан Виктор, не поверить нельзя. А с меня коньяк.
— Все только обещают всегда...
— По первому требованию.
— Ну скажу, скажу.
Рутковский проскользнул пустым коридором к туалету. Выглянул из неприкрытых дверей и, увидев, что мимо важно прошел Синявский, вздохнул облегченно и побежал в парикмахерскую.
Ну опоздает на несколько минут... Кетхен будет знать, что он в библиотеке, она не донесет на него Кочмару — уже привыкла к мелким подаркам Максима.
Иван Мартинец сидел на открытой веранде маленького ресторанчика «Ручеек», который приткнулся над самой дорогой на Зальцбург. Посетителей было мало: он с Гизелой и еще несколько приезжих, которые поставили свои машины на асфальтированной площадке около ресторана. Все сидели на открытой веранде, только двое мужчин в замшевых шортах пили пиво в зале. Стояла летняя жара, и лишь иногда легкий ветерок покачивал верхушки сосен, со всех сторон обступивших ресторанчик, и хвоя осыпалась на столы.
Один из мужчин, пивших пиво, показал кельнеру два пальца, и тот принес полные кружки.
— И сыра, — потребовал человек, — свежего.
Кельнер пошел за сыром, а человек, пригубив пиво, сказал недовольно:
— Можем до ночи просидеть — и ничего. Девчонка у него хороша, ничего не скажешь, с такой я бы тут не сидел...
Второй захохотал:
— У вас, пан Стефан, губа не дура.
— Губа у меня в самом деле не дура, — согласился мрачно Стефан. — А что из этого? Как были мы с тобой, Богдан, на побегушках, так и остались.
— Ничего себе, скажу вам, побегушки! — Богдан незаметно нащупал в кармане рукоятку пистолета. — Мы с вами, пан Стефан, исполнители, и исполнители не какие-нибудь, с нами считаются, и я уверен, что всегда кому-нибудь понадобимся. Только бы живы были.
— О-о! Только бы живы были — это ты точно сказал, Богдан. Пока сила есть, нами и интересуются. А потом?
— На пенсию, пан Стефан.
Стефан скрутил огромную фигу, сунул Богдану под самый нос:
— Видел, дурак? Ты что, член профсоюза?
— А вы сейчас деньги откладывайте.
— С нашей работой — только откладывать!..
— Я вот что думаю... — Богдан осмотрелся вокруг и, убедившись, что никого нет поблизости, сказал, понизив голос: — Нужно нам с вами, пан Стефан, свою жар-птицу ловить. А то в самом деле, на чужого дядьку работаем, по лезвию ножа ходим, а за что? Несколько сот марок, тьфу, скажу я вам...
— Не плюйся, Богдан, и они на дороге не валяются.
— Не валяются, — согласился Богдан. — Да надоело. Этот Лакута в «люксе» шнапс пьет, а мы в коридорах шатаемся...
— Котелок у него варит получше, чем у нас, Богдан.