— Не говорите, просто счастья у него побольше.
— Что-то ты крутишь, Богдан. Не нравится мне это. Я с Лакутой в «Нахтигале» служил, рука у него знаешь какая!
— Была, пан Стефан, была, знаете ли, у него рука, а теперь одно воспоминание.
— Ну скажи, куда целишь?
— Подождите, пан Стефан, обмозговать это дело еще нужно, попьем вот вина, а потом поговорим. Времени у нас сколько хотите.
— Чего-чего, а времени и в самом деле... — согласился Стефан. — Лучше были бы деньги.
Кельнер принес тонко нарезанный сыр. Стефан взял кусочек, бросил в рот, пожевал.
— Разве это сыр? — вздохнул Богдан. — У нас в горах отрежешь полкило овечьего, вот то еда. А тут две сосиски — завтрак...
— На один зуб.
— Мы с вами, пан Стефан, вот что сделаем. Купим завтра мяса, поедем в лес, разведем костер и на шампурах, знаете ли...
— На шампурах вкусно, — проглотил слюну Стефан. Вдруг он вытянул шею в сторону веранды.
— Что там? — заерзал на стуле Богдан.
— Черт бы его побрал! — выругался Стефан. — Все время под ногами крутится...
— Кто?
— Сиди спокойно, не поворачивайся. Тот приехал, с которым мы забавлялись.
— Рутковский?
— Он самый.
— Бежать нужно, может узнать.
— Может.
— Машину оставим на стоянке, а сами за ручей. Там я скамеечку приметил что надо. Скамеечка в кустах, и нас не видно.
Богдан оставил деньги на столе, и они осторожно, чтобы не увидели с веранды, спустились крутыми ступенями к выходу. За ручьем стояла деревянная скамейка — Стефан уселся удобно, вытянув ноги, а Богдан примостился с краю, чтобы наблюдать за стоянкой, где стояли красный «фиат» Рутковского и канареечный «пежо» Мартинца.
...Рутковский сразу заметил Мартинца с Гизелой: они сидели в стороне, с самого краю веранды под соснами. Помахал рукой и увидел, как расплылось в улыбке лицо Мартинца.
— Хелло, Иван! — сказал Рутковский на американский манер. — Привет, Гизела, рад вас видеть. — Сел и осмотрел стол. — Ты опять за водку, Иван? Дорога сложная, зачем?
— А мы с Гизелой заночуем. Здесь у хозяина есть две комнаты, обе свободны. Выпей, можешь тоже заночевать.
Рутковский покачал головой:
— Не выйдет.
— Как знаешь...
— Что ты хотел от меня? — Сегодня на радиостанции был выходной день, Максим собирался поехать в горы порыбачить, да позвонил Мартинец и назначил встречу в «Ручейке».
— Подожди, — покрутил головой Мартинец, — я немного выпью водки, а ты пей кофе или минеральную воду, ты ведь воплощение всех добродетелей, а мы с Гизелой порочны и распутны. Правда, малютка? — Он произнес эту тираду по-украински. Гизела, конечно, ничего не поняла, только догадалась, что речь идет о ней, игриво качнула головой и потрепала Ивана по щеке. — Вот видишь, — выкрикнул Мартинец, — она согласна, что распутница, и точно — она курва, а я...
— Ты пьяный, Иван, и если хочешь со мной разговаривать...
— Я — пьяный! Что ты понимаешь... Я дурак, это точно, — постучал себя кулаком по лбу, — большего дурака быть не может, и я призываю тебя в свидетели.
— Тебе виднее, — не без подтекста согласился Рутковский, и это не понравилось Мартинцу: одно дело, когда ругаешь себя сам, и совсем другое, когда кто-то.
— Вот, и ты уже против меня... — обиделся.
— Если бы я желал тебе плохого, не приехал бы.
— Да, ты — друг, — согласился Мартинец, — и я хотел посоветоваться с тобой.
— Вот и советуйся.
Мартинец на минуту задумался. Отпил воды из фужера и начал рассудительно и трезво, будто и не пил ничего:
— Надо мною сгустились тучи — не чувствуешь?
— По-моему, ты сам дал повод Кочмару.
— А что, молча сидеть?
— Слушай, Иван, для чего нам играть в прятки? Ты сам этого хотел, так ведь? Хотел. Вот и получил: за такую свободную жизнь нужно платить, а плата сам видишь какая. Чего же ты плачешься?
— Потому что я — человек!
— И тебе не смешно?
— Было бы над чем смеяться. Не до смеха.
— Я знаю, чего ты хочешь. — Рутковский разозлился, говорил ожесточенно и с нажимом: — Ты хочешь, чтобы с тобой нянчились. Какой хороший этот Мартинец — не вытерпел притеснений, уехал из того мира, боже, какой он несчастный: смотрите на него, молитесь на него, платите ему самые высокие ставки, задабривайте его!
Лицо Мартинца потемнело.
— Ну-ну, что же дальше? — заскрежетал зубами.
— А дальше все как на ладони. Героем тебя не признали, высоких ставок не платят. Ты начинаешь разочаровываться в этом мире и зовешь меня на помощь, чтобы оправдал тебя.