— А его жена была еще жива, когда…
— Да. Моя сестра поступила работать на фабрику Тингли в 1909 году. Мне тогда было двадцать пять, я еще делал первые шаги в жизни. Ей было девятнадцать. Артур был младше меня на год или два. Его отцу, Томасу, было под пятьдесят. В 1911 году сестра сказала, что ждет ребенка, и призналась мне, кто его отец. Я тогда уже начал неплохо зарабатывать и отослал ее в деревню. В сентябре того же года она родила мальчика. Сестра сразу возненавидела младенца. Она отказывалась даже смотреть на него. Мальчика поместили в детский дом, и мы оба о нем забыли. Я был тогда настолько занят своими делами, что, пожалуй, утратил всякую осторожность. Уже много лет спустя мне пришло в голову, что там могли остаться записи, которые лучше уничтожить, и я навел кое-какие справки.
— Когда это было?
— Только три года назад. Тогда я и узнал, что случилось. Томас Тингли умер в 1913 году, а его жена — год спустя. Его сын, Артур, в 1912 году женился, но его жена погибла в результате несчастного случая. А в 1915 году Артур законным образом усыновил четырехлетнего мальчика из того самого детского дома.
— А откуда вам известно, что это тот самый мальчик?
— Я беседовал с Артуром. Он знал, что мальчик доводится ему сводным братом. Его отец на смертном одре рассказал ему всю эту историю и завещал заботиться о мальчике… по секрету, ведь к тому времени еще была жива жена Томаса. Два года спустя, после того как погибла жена Артура, не оставив ему детей, он и решил усыновить Филипа.
— Вы сказали, что наводили справки. А у Артура имелись эти бумаги?
— Да, но он наотрез отказался расставаться с ними.
Я пытался уговорить его. Предложил… баснословную сумму. Несусветную. Но он уперся рогом — ко мне он симпатий не питал, да и в мальчике, который рос неуправляемым разгильдяем, он разочаровался.
Вулф спросил:
— И вы решили добыть эти записи иными методами?
— Нет, ничего подобного. Уголок рта Джадда дернулся. — Не пытайтесь вывести меня из себя. У вас ничего не выйдет. И к убийству я тоже не причастен.
Я слишком хорошо знал Артура и не опасался с его стороны подвоха, тем более что он сам пошел мне навстречу. Он спрятал все бумаги в запертую коробку, которую поместил в свой сейф, завещав коробку со всем содержимым мне. Правда, он не сказал мне, где хранит эти бумаги. Я выяснил это позже.
— Когда?
— Два дня назад.
Брови Вулфа взметнулись.
— Два дня?
— Да. В понедельник утром Филип пришел ко мне на работу. Я не видел его с младенческого возраста, но он удостоверил свою личность и прихватил с собой копии всех документов. Он потребовал миллион долларов. — Голос Джадда дрогнул. — Миллион!
— А чем он угрожал — разоблачением в прессе?
— О нет. Он действовал куда тоньше. По его словам, он пришел ко мне только потому, что его приемный отец не давал ему никаких денег, кроме вспомоществования, — он так и сказал, «вспомоществование», — да еще и оставил его без наследства, специально подчеркнув это в завещании. Артур, конечно, свалял дурака, показав ему завещание, — только разбередил рану. К тому же, прочитав в завещании про запертую коробку, завещанную мне, Филип заподозрил, что дело нечисто. Он ухитрился выкрасть коробку из сейфа, вскрыл ее — и вот вам результат. Он пригрозил, что подаст на нас с сестрой в суд за моральный ущерб, за то, что мы бросили его в младенческом возрасте, — это то же самое, что и разоблачение в прессе, но поданное похитрее. К тому же — он это отлично знал — мы не могли рисковать и не допустили бы скандала.
— Тогда почему вы не заплатили ему? — спросил Вулф.
— Потому что это возмутительно. Не можете же вы так просто выложить миллион долларов.
— Я не могу, но вы — можете.
— Нет, денег я не дал. Мне нужна была гарантия, что шантаж прекратится. Я должен был удостовериться, что получил все бумаги, и, поскольку узнать об этом мог только у Артура, договорился встретиться с ним в понедельник. Филипа я попросил дать мне отсрочку на один день. На следующее утро, то есть вчера, Артур позвонил мне и сказал, что коробка пропала, но отказался приехать ко мне; вот так и случилось, что мне пришлось самому ехать к нему.
Я приподнял голову от блокнота и ухмыльнулся:
— Да, тогда-то я вас и встретил. А потом вытащил из кармана мел…
Грубиян продолжил, даже не чихнув в мою сторону:
— Я пришел к нему в контору и рассказал про требования и угрозы Филипа. Артур пришел в ярость. Он был уверен, что заставит Филипа вернуть коробку, я же знал, что у него ничего не выйдет. Тогда я предложил… Я ничего не смог с ним поделать. Артур решил поступить по-своему. Мы решили, что днем он переговорит с Филипом, а на следующее утро, в среду — то есть сегодня, — мы встретимся втроем у него в кабинете и обсудим, как быть дальше. Я был вынужден согласиться…
— Так не пойдет, — оборвал его Вулф. — Не смейте юлить.
— Я вовсе не пытаюсь юлить. Говорю вам…
— Вы врете, мистер Джадд. Так дело не пойдет. Ваша встреча была назначена на вечер во вторник, а вовсе не на сегодня. И вы отправились туда…
Остальное я пропустил. В дверь позвонили, и я отправился открывать, потому что Фрицу пока не разрешалось уставать. Сквозь полупрозрачное стекло на меня смотрела до боли знакомая физиономия, увидев которую, я поспешил накинуть цепочку и лишь тогда приоткрыл дверь на целых шесть дюймов — больше цепочка не позволяла.
— У нас все уже есть, — вызывающе выкрикнул я.
— Пошел к черту! — услышал я в ответ. — Мне нужен Гатри Джадд. Я знаю, что он здесь.
— Откуда?
— От его домочадцев. Сними эту чертову цепочку, пока я…
— А вдруг по пути сюда его сбила машина? Посидите на крыльце, пока я выясню.
Я вернулся в кабинет и доложил Вулфу:
— Инспектору Кремеру нужен Джадд. Узнал от домочадцев, что Джадд едет к нам.
Джадд, мигом смекнув, куда ветер дует, засуетился:
— Я должен заручиться вашим словом.
— Вы его не получите, — отрезал Вулф. — Приведи мистера Кремера.
Я просеменил в прихожую, снял цепочку, открыл дверь и впустил Кремера, который, не удостоив меня взглядом, прогромыхал в кабинет.
Буркнув что-то в знак приветствия, Кремер обратился к Джадду:
— Дело очень щекотливое. Весьма щекотливое. Если хотите, можете прийти…
Джадд покосился в сторону Вулфа. Вулф кашлянул.
Джадд произнес:
— Сядьте, инспектор. Можете говорить.
Но я вас предупреждаю, мистер Джадд, дело чрезвычайно конфиде…
— Он вам ответил, — перебил Вулф. — Пожалуйста, будьте лаконичны.
— Понимаю, — кивнул Кремер. — Так, значит, да?
— Ну что ж, пожалуйста. — Он уселся в кресло, поставил перед собой кожаный саквояж, повозился с застежками и открыл. Потом выпрямился и кинул взгляд на Джадд а.
— Примерно час назад в полицейское управление был доставлен с нарочным сверток, адресованный лично мне. — Кремер снова нагнулся, вынул из саквояжа какой-то предмет и показал Джадду. — Вот он. Могу я спросить, видели ли вы это прежде?
— Нет, — ответил Джадд.
Кремер перевел взгляд на Вулфа.
— А вы, Вулф? Гудвин?
Вулф молча тряхнул головой. Я же бойко выкрикнул:
— Не виновен!
Кремер пожал плечами.
— Первое. Как видите, это металлическая коробка с замочком. На крышке чем-то острым, возможно, ножом, вырезаны буквы «ГД». Коробку с таким описанием и с буквами «ГД» упомянул в завещании Артур Тингли. Он завещал ее вам. Сегодня днем полицейский комиссар спросил у вас про нее, но вы ответили, что вам ничего не известно ни о коробке, ни о ее содержимом.
Это так, мистер Джадд?
— Да, — кивнул Джадд. — По словам Хомберта, коробка должна была находиться в сейфе, но когда его вскрыли, коробки внутри не оказалось.
— Совершенно верно. Теперь второе. Коробка была взломана — у замочка сломана дужка. К нам она поступила уже в таком виде. И третье. Это уже касается ее содержимого. — Кремер пристально посмотрел на Джадда. — Вы по-прежнему хотите, чтобы я продолжал?