Она тянется к моей руке и засовывает ее между своими влажными бедрами. Если я собираюсь помочь ей избавиться от этой боли, то должен сделать это правильно. Я становлюсь на колени и кладу ее ноги на свои плечи. Утыкаюсь лицом в ее лоно, и, словно доктор, делаю все возможное, чтобы обезболить этот зуд между ее ног. Меньше чем через секунду она раскрывается навстречу моему лицу, с криками и стонами впиваясь своими ноготками в собственные волосы. Другой рукой она давит мне на затылок, подталкивая мою голову еще ближе к ней.
— Теперь я понимаю, — стонет она.
— Что? — спрашиваю я, хотя мои губы и язык заняты другим делом.
Саша чувствует вибрацию от моих слов, и прижимается к моему лицу еще крепче.
— Почему женщины любят бородатых.
После ее слов я прижимаюсь сильнее, позволяя своей бороде получить более тесное соприкосновение с ее очень чувствительной голой кожей. Стоны Саши превращаются в громкие крики, кто-то даже стучит в дверь. Этот кто-то, наверное, думает, что я убиваю ее здесь.
— Не останавливайся. Просто не останавливайся. Не думай об этой двери.
Я делаю, как она говорит, посасывая и покусывая, нажимая и подталкивая — все то, что умею лучше всего. Наконец, ее тело содрогается перед моим лицом так сильно, что моя шея, кажется, хрустит. Святой ад, это мощно. Она обхватывает ладонями мое лицо и пытается поднять меня на ноги.
— Ну, и как ты теперь относишься к грязным ртам? — спрашиваю я ее.
Она ничего не отвечает. Вместо этого просто притягивает мое лицо к своему и засовывает свой язык мне в рот. Пусть это никогда не закончится. Я не могу себя больше контролировать.
— Ты все еще хочешь поговорить о моих синих яйцах? — спрашиваю я ее.
— Я могу позаботиться о них для тебя, — говорит она.
— Нужно сначала выйти отсюда, — отвечаю я, хотя и понимаю, что моим яйцам это причинит еще больше боли.
ГЛАВА 16
САША
Напиваться — не очень хорошая идея. Но вести себя так, как никогда бы не смогла по-трезвому, — почти всегда идея хорошая. Думаю, да. Только так я могу делать то, чего не должна делать или то, о чем не должна думать. Вроде того, что вытворяю сейчас. Сижу на раковине в общественном туалете, а мои трусики валяются на грязном полу. Как только виски выветрится, я пожалею о каждой секунде прошедших трех часов моей жизни, начиная с поцелуев с незнакомцем на танцполе — я почти уверена, что мы разнесли там столы. А что хуже, или, может, лучше — это выражение лица Джегза прямо сейчас. В конечном итоге я собираюсь разбить его сердце, сказав, что скоро переезжаю в другую страну. Это еще одно решение, которое я приняла сегодня вечером, и, вероятно, это лучшее решение из всех принятых мной в жизни.
— Ты должна снова надеть эти сексуальные крошечные трусики, — говорит мне Джегз, держась за свой член.
Он выглядит так, будто ему больно. Я могу это исправить. Но он хочет подождать, пока мы доберемся домой, или как я должна называть место, которое не является моим домом, но где я вынуждена остаться.
Нам нужно уйти. Я имею в виду эту уборную, эту отвратительную, вонючую уборную, в которой у меня начинает кружиться голова. Да и Джегз будто раскачивается вместе с ней. Это не закончится хорошо. Я официально потеряла контроль. И кажется, мне это нравится. И кажется, эта песня… Нет, это «Я так завелась, и кажется, мне это нравится…». (Прим. песня группы Pointer sisters «I’m so exited»). Я представляю, что моя рука — это микрофон, и напеваю слова этой очень забавной песни из восьмидесятых, в исполнении… кто ее поет? Э… эм… ааа… Pointer Sisters! Да, точно.
— Сегодня та ночь, когда все свершится.
Сегодня отложишь другие дела.
Доставим себе удовольствие ночью.
Я хочу обнять тебя.
И когда ты так мееееееедленно танцуешь,
Я так завожусь, и ты это не скроешь.
— Не те слова, — смеется Джегз.
— Тсс! — отвечаю я. — Ты теряешь контроль, и кажется, мне это нравится…
О, те слова, о которых я думала! Стоп. Я собираюсь потерять контроль.
— Ну, Саша… — покачивающиеся движения фигуры Джегза прерывает мой концерт.
— Я знаю, я знаю, я знаю, я знаю… — пою я.
— Ладно, — смеется он.
— И если ты будешь так медленно двигаться, я все отпущу… — продолжаю петь я.
— Ты отпустишь что? — спрашивает он, выглядя полностью растерянным.
Джегз обнимает меня за талию и, кажется, поднимает, или, может, это уборная начинает вращаться в обратную сторону. Я как хомячок в одном из тех глупых маленьких пластиковых шариков.
— Я так завелась, и ты не в силах скрыть это! Я знаю, я знаю, я знаю, я хочу тебя… я хочу тебя…
— Я тоже хочу тебя, — бормочет он, натягивая на меня трусики.
— Кажется, эти слова не оттуда, — отвечаю я, когда его плечо надавливает на мой живот. Я что, вверх ногами? А это пол? Джегз держит руку на моей заднице, поддерживая платье, но я не уверена, поможет ли это, поскольку оно слишком короткое. — Если ты меня не опустишь, меня сейчас вырвет.
Я чувствую себя одним из тех барных шейкеров.
Мы выходим из туалета, и Джегз осторожно ставит меня на импровизированный танцпол, который безобразно качается, точно так же, как до этого уборная.
— Саш, — говорит Кэли, оказываясь совсем близко к моему лицу. — Кажется, тебе нужно немного воды.
— Тебе не кажется, что она перебрала? — спрашивает ее Джегз.
— Я ей не мать, — возражает Кэли. — И к тому же, она трижды сказала мне заткнуться. Что я и сделала.
Я действительно ей так сказала. Обычно я не указываю Кэли, но это оказалось даже забавно, в особенности, когда она послушалась.
— Да, но вы подруги, и ты, как предполагается, должна удерживать ее от всякой глупой хрени, — спорит с ней Джегз.
— Глупой хрени? Вроде той, чтобы трахнуться с другим парнем? Ты сам ей это и сказал. Мы ведь оба знаем, что она не прикоснулась бы ни к одному мужчине, если бы не алкоголь, булькающий у нее внутри. Так что я должна была позволить ей напиться.
Я никогда не видела Джегза в гневе. Он бесится из-за собственной глупости.
— Да, ты сказал мне пойти трахнуться, помнишь? — ору я, перекрикивая музыку.
Музыка здесь реально громкая. Мне это нравится. И все, кто уставился на меня, должно быть, тоже так думают.
К счастью, танцпол на месте, а Питер — нет, и это хорошо. Мне так кажется.
— О, Боже, ребята! Это… это «Don’t Stop Believing» группы Journey. Идемте танцевать! — кричу я этим двум неудавшимся спорщикам.
— Почему вы вообще приехали сюда в ночь восьмидесятых? Разве ты не знаешь, что на вечеринках восьмидесятых тусуются одни мудаки? — бубнит Джегз Кэли.
— Я люблю ночи восьмидесятых! — возражаю я.
— Алкоголик в караоке ду ду ду… Кружится и кружится, и кружится, и кружится. Певцы ожидают возле черного входа! Однажды в ночииииииии!
— Она же ни слова не знает! — сквозь смех кричит Джегз Кэли. Я делаю все, чтобы заглушить их реплики, но они вертятся вокруг моего «микрофона».
— Кого это волнует? — говорит Кэли. — Ты не обязан знать текст песни, чтобы ценить хорошую музыку.
— Хорошая музыка?
— Тебе надо уйти из бара, Джегз. Вышвырни отсюда сам себя, — говорит ему Кэли.
Я хватаю Джегза за руку и выталкиваю его перед собой. Беру его за руку и заставляю размахивать ей над головой.
— Не переставай веееерить! — пою я во все горло.
Джегз улыбается, но это не из-за песни. Это из-за меня. Я нравлюсь ему. Но почему он хотел, чтобы я переспала с кем-нибудь сегодня вечером?