— Я родился и вырос в Остине, а потом жил неподалеку отсюда какое-то время. Но сейчас это не имеет никакого значения, — резко отвечаю я. Этот разговор так взбесил меня, что я собираюсь развернуться и уйти, подчиняясь ее «не смей» требованию.
— О, — Саша опускает взгляд на свои покрытые лаком ногти, а затем снова смотрит на меня. — Это поэтому у нее шрамы на лице?
— Да.
Я слышу, что к нам приближается Бэмби. Понятия не имею, что она скажет, но что бы ни сказала, это вряд ли усложнит ситуацию с Сашей.
— Привет, Саша, — здоровается из-за моего плеча Бэмби. — Просто чтобы успокоить тебя, я сейчас ни с кем не встречаюсь или что-то типа того, так что не стоит волноваться по этому поводу, дорогая. Сегодня утром мне понадобился друг, потому что моя племянница хотела покончить жизнь самоубийством, и, честно говоря, я не виню ее, а мне был нужен кто-то, с кем я могла бы поделиться. Сейчас девчонка сидит в моем офисе.
Полагаю, рассказ Бэмби повергает всех нас в шок, хотя, я уже и так знаю все это. Саша приоткрывает рот, а брови Кэли приподнимаются выше обычного. Что касается меня, то мое сердце болит за нее, видя, как она переживает о своей племяннице и думает, что должна сказать, чтобы убедить ее жить дальше.
— Я... — начинает говорить Саша, определенно не находя слов.
— Ты собираешься остаться здесь или хочешь, чтобы мы подбросили тебя до работы? — спрашивает Кэли. Почему Саша может хотеть остаться здесь, если ей пора на работу?
Как бы то ни было, несмотря на весь мой гнев, мне неприятно, как закончилось это утро, поэтому я открываю дверцу машины, наклоняюсь над Сашей и отстегиваю ремень безопасности. Она переводит взгляд на Кэли, а та кивает головой, давая понять, что Саша может идти. Взяв ее за руку, я осторожно помогаю ей выйти из машины. Как только она оказывается снаружи, я захлопываю дверцу и снова наклоняюсь к окну.
— Спасибо, ребята. Надеюсь, ты сейчас отвезешь его обратно в больницу.
— Да, мы как раз туда и собирались, — говорит Кэли.
Несмотря на ответ Кэли, Танго улыбается и качает головой.
— Парень, мне нужно напомнить, что ты все еще в больничной рубашке?
Танго наклоняется, приподнимает рубашку и резко сдергивает ее через голову, после чего прикрывает ею бедра.
— Вот, теперь на мне ничего нет. Так лучше?
— Надень чертову рубашку обратно, — кричит на него Кэли. — Никто не должен видеть тебя, кроме меня.
Я похлопываю по окну и машу им рукой.
— До скорого, чудики.
Когда они отъезжают, я вдруг понимаю, что рядом со мной стоят Саша и Бэмби. Забавно.
— Ты беседовала с ней? — спрашиваю я у Бэмби. Ее проблемы не терпят отлагательств, в отличие тех, которые есть у нас с Сашей.
— Ага. Я убедила ее позвонить родителям и сказать им, где она, а затем предоставила ей немного личного пространства, — Бэмби слабо улыбается мне и направляется обратно в мастерскую.
— Погоди, ты не против, если я?..
— Поговоришь с ней? — заканчивает за меня Бэмби.
— Да, — отвечаю я. Не знаю, что собираюсь сказать, но не могу позволить бедному ребенку обдумывать то, что у нее на уме. Прошло немало лет после того, как мы виделись, но, может быть, благодаря тому, что тогда был рядом с ней, я чем-нибудь смогу помочь.
— Конечно, — соглашается Бэмби.
— Ты бы не могла подождать внутри пару минут, пока я переговорю с ее племянницей? — прошу я Сашу.
— Конечно, — соглашается она, кардинально поменяв свое отношение и превратившись в добрую и понимающую Сашу, которую я знаю.
Я направляюсь внутрь и захожу в заднюю комнату, где, по словам Бэмби, ждет Элла-Бэт. Открываю дверь и застываю от шока, когда вижу девушку. Вот черт. Девчонка, которая работает в мотеле Sawdust, та, которая предлагала мне себя. И я оказался прав — ей не может быть больше четырнадцати или пятнадцати. Черт, чувак.
— Элла-Бэт, — тихо зову я.
— Ты не узнал меня пару недель назад, да? — обиженно говорит она.
Бэмби, должно быть, понятия не имеет, что ее бедная племянница работала напротив того места, где она живет. Интересно, догадывалась ли Элла, как близка она была...
— Как тебе в твоем возрасте удалось устроиться работать в мотель?
— Это не важно. Я знала, что тетя Грета живет в этом городе, поэтому ждала и надеялась, что рано или поздно она заглянет.
— В мотель?
— Ага, — отвечает она, как ни в чем не бывало.
Не понимаю этого.
— Я не была уверена, хочу ли увидеться с ней, пыталась забыть ее, но какая-то часть меня восставала против этого, — она указывает на дверь, и, полагаю, имеет в виду Бэмби. — Но только потому, что мои родители пытались заставить меня забыть.
— Забвение никому ничем не поможет. Впрочем, если воспоминания тяжким грузом лежат на плечах, легче тоже не станет. Надо искать золотую середину, и поверь моим словам, ведь я сам еще не нашел ее.
— Что ж, давай послушаем, — говорит она и встряхивает своими светлыми волосами так, что несколько прядей падают ей на глаза. — Не убивай себя, Элла. В жизни есть много того, ради чего стоит жить, Элла. У тебя такое многообещающее будущее, Элла. Ты разве не знаешь, что прошлое — это просто прошлое, Элла? И самое важное — это то, что ты решишь делать со своим будущим, Элла, — произносит она с издевкой, видимо, копируя либо свою мать, либо психолога. Все это шаблонные изречения из книг по психологии, я отлично их знаю.
— Элла, — начинаю я, приседая перед ней на корточки, пока она крутится на офисном стуле, как маленький ребенок — ребенок, который занимается проституцией. — Я просто собираюсь сказать тебе несколько слов и хочу, чтобы ты выслушала меня и запомнила то, что я тебе скажу, — я останавливаю кресло, тем самым вынуждая ее смотреть на меня. — Я жил в Ираке и Афганистане гораздо дольше, чем мне того хотелось. Мне приходилось хоронить лучших друзей, порой только их конечности, а иногда и кое-что похуже. Не раз я был вынужден сообщать их семьям, что они умерли, и поверь, моя жизнь была дерьмовой очень долгое время. Тот день в торговом центре был таким же ужасным, за исключением того, что это не моя семья оказалась там внутри. Там была твоя семья.
— И что? — холодно уточняет она.
— Кошмары преследуют меня, а я каждый божий день стараюсь убежать от них. Я пытаюсь спрятаться от них с помощью пагубных пристрастий, как поступаешь и ты. Но знаешь, что я понял, причем совсем недавно?
— Что ты не можешь спасти всех? — спрашивает она, прищурившись.
— Именно. У жизни для каждого человека свой план, и никто из нас ничего не может изменить в этом плане. Позволяя демонам и кошмарам съедать тебя живьем, ты словно сдаешься им добровольно. А еще это означает, что ты сдаешься тому уроду, который подорвал торговый центр в тот день. Ты делаешь то, чего он и добивался: страданий, боли и смерти. Со смертью и болью ничего не поделать, а вот страдания можно уменьшить. Не дай ему победить, Элла. Мы не можем позволить этим подонкам выиграть. Они и так у нас уже все забрали, но нельзя чтобы они забрали и нас. Мы ведь сильнее чем они, да?
У меня складывается впечатление, что я читаю лекцию не столько ей, сколько самому себе. Все, что я говорю, имеет смысл, поэтому не понимаю, почему мне не удается убедить в этом себя.
— Ладно, — говорит Элла себе под нос.
— Я не собираюсь указывать тебе, что делать, но если бы собирался это сделать... я бы сказал тебе не торговать собой, потому что твой брат наблюдает за тобой сверху и хочет, чтобы ты была счастлива. Я бы посоветовал тебе не покидать этом мир раньше, чем тебе предначертано. Тебе есть что показать этому миру, но ты не сможешь сделать этого, если будешь лежать в земле. Самое лучшее, что ты можешь сделать — победить. Выиграть у жизни. Выиграть, превратив тех уродов, которые пытались разрушить наши жизни, в лузеров. Если ты сведешь счеты с жизнью, то тот парень, который пытался разрушить твою жизнь, победит.
Элла внимательно смотрит на меня и, надеюсь, переваривает мои слова. Не знаю, то ли она готова расплакаться, или же пытается осмыслить все, но она забрасывает руки мне на плечи и несколько минут, не отпуская, обнимает меня. Она не пролила ни слезинки, ни единого всхлипа не сорвалось с ее губ, но, когда размыкает объятья и отстраняется, уголки ее губ слегка приподняты вверх.