Ну а дальше, что дальше?
Фредрик Дрюм, Пилигрим, вернется в Осло, в свой пансионат, в свой ресторан из дегустационной поездки в Сент-Эмильон, Франция. Дегустация. Какой дивный вкус во рту! Он поежился, стряхивая с себя последнюю каплю воды, и пожалел, что не может уплыть с ней куда-нибудь.
Больница Сен-Мишель находилась недалеко от гостиницы, и он решил пройтись пешком. Настроение было отвратительное, хуже некуда. Купание в бассейне не принесло облегчения. Мысль о том, что дела Женевьевы Бриссо, по всей вероятности, очень плохи, неотступно преследовала Фредрика. Ему стоило величайшего труда добиться разрешения главного врача навестить Женевьеву до отъезда в Норвегию. Врач твердил, что ей нужен покой, полный покой. В конце концов удалось все-таки его уговорить.
Фредрик Дрюм чувствовал себя во Франции персона нон грата. Ничего удивительного — каких только собак не вешали на него газеты. Были такие, что возлагали на него всю вину за случившееся.
Дойдя до площади Ренодель, он пересек ее по диагонали. Поглядел на солнце и чихнул. Последнее время его буквально преследовал чих. Спустился к воротам Моннэ и через них вышел на широкую улицу Карпентер. Задержался у газетного киоска, чтобы купить «Монд». Сегодня в ней ничего не говорилось о преступлении в Сент-Эмильоне.
Фредрик знал, что больница помещается где-то рядом с одноименной церковью. Порыскав, обнаружил вход. Прочел на доске «Психиатрическая клиника» — и весь передернулся.
Близнецы рассказали, зачем была похищена Женевьева. Майя Мануэлла была вне себя от ярости, когда им не удалось обезвредить Фредрика. И, узнав, что он встречается с Женевьевой, приняла свои меры. Она подстерегла девушку вечером после работы. Как ей удалось уговорить Женевьеву выехать из города по южной дороге, братья не знали, им было только сказано, чтобы встречали Майю в условленном месте. Дальше они уже на своей машине доставили усыпленную жертву в Шато Лео-Понэ. Приманка… Женевьева была нужна, чтобы заманить в ловушку Фредрика Дрюма, заставить этого хитреца махнуть рукой на осторожность. Ее держали взаперти, и Хорхе Гардиллейро предложил проверить на ней действие делкиголя. Она отказалась пить добровольно, тогда они пустили в ход пластиковый шланг и резиновую грушу. Один Хорхе Гардиллейро знал, сколько делкиголя в нее влил таким способом.
А Хорхе Гардиллейро был мертв.
Фредрик нажал кнопку звонка, чей-то голос спросил, что ему угодно. Он назвался, сказал, зачем пришел, и дверь открылась. Медицинская сестра в монашеском облачении впустила его и попросила подождать. Она доложит главному врачу.
Серьезный пожилой мужчина в больших темных роговых очках представился — мсье Салливен, психиатр, — вяло пожал руку Фредрику и приступил к рассказу, не дожидаясь вопросов.
Состояние Женевьевы как «временное слабоумие», могущее приобрести хронический характер. Она негативно реагирует на большинство стимулов, активность мозга, по показаниям приборов, намного ниже нормы. Внутренние органы как будто не поражены, но это еще ничего не говорит. О действии амилового спирта делькиголь известно очень мало, а то и вовсе ничего, заключил доктор Салливен. Только время может дать какой-то ответ.
Фредрика проводили в комнату для посетителей. На свидание отвели четверть часа. Психиатр напомнил, что пациенту нужен покой, главное — покой. Тогда можно еще надеяться на то, что со временем она вернется в «реальный мир».
Реальный мир?
На Женевьеве была широкая ночная рубашка и мягкие туфли. Волосы собраны в пучок на затылке. Лицо бледное. Их оставили вдвоем.
Фредрик смотрел на нее, однако, девушка не смотрела на него. Они стояли прямо друг против друга, но глаза Женевьевы были направлены в какую-то точку за его левым плечом. Он обернулся. Голая желтая стена. Фредрик увлажнил языком пересохшие губы.
— Женевьева, помнишь пещеру около Гитре? Красивые рисунки?
Она повернула голову и погладила стену рукой.
— Ты видишь рисунки, Женевьева?
Она энергично кивнула и принялась усиленно тереть стену ладонью. Ее рука двигалась все быстрее, с оттенком агрессивности.
— Ты не хочешь сесть? — Он показал на диван и сел сам.
— Все ночи, — сказала она и улыбнулась.
— Все ночи? — Фредрик пытался уловить ход ее мыслей.
— Да, да, да! — Она трясла головой, прижимаясь спиной к стене.
У него все сжалось в груди. Он глотнул. Открыл рот, но слова не шли. Встал, подошел вплотную к Женевьеве, осторожно взял ее руками за голову, потерся лбом о ее лоб. Она захихикала.