Ольга взяла протянутый клочок с номером телефона и буквами «К.П.» на обратной стороне.
— Ах да, это Светкина мама вчера из Курска звонила, оставила телефон подруги.
— А что случилось, Олюшка? Что-то ты давно мне про Светлану ничего не рассказывала. Как у нее дела?
Ольга налила очередную чашку чаю и поставила перед ним.
— Да пропала она куда-то, дядя Паш.
— Как это — пропала? — поперхнулся он. — Когда?
— Почти три месяца о ней ничего не слышно, — ответила Ольга. — По крайней мере после своего дня рождения я ее не видела и мы не созванивались.
Дядя Паша покраснел и закашлялся. Потом проговорил задыхаясь и даже с какой-то угрозой в голосе:
— Ольга, ты соображаешь… нет, ты только вдумайся: что ты говоришь?..
Вдруг его лицо прямо на глазах изменило цвет, стало пепельно-серым, и он схватился за сердце. Ольга метнулась к аптечке, накапала корвалол. Такая неожиданная реакция не на шутку испугала ее.
— Дядя Паша, миленький, да не волнуйся ты так, это все свадебные хлопоты да бессонные ночи… в твои-то годы. Приляг здесь на топчан, — суетилась она, не зная, чем еще помочь ему, как успокоить. — Да что я, Светку не знаю, что ли? Наверняка нашла себе богатого ухажера, влюбилась и укатила в какой-нибудь круиз по Средиземному морю. Это как раз в ее духе.
Дядя Паша молча полежал минут пять, лицо его постепенно розовело и принимало естественную окраску. Ольга облегченно вздохнула.
— И что же ты сказала ее матери? — спросил он, поднимаясь.
— Ну, сказала: в командировку уехала. В длительную, — ответила она. — Между прочим, это слова ее квартирной хозяйки.
— А на работе у нее что? — продолжал допытываться дядя Паша.
— На работе? Она уволилась.
— Ну а ваши общие друзья, знакомые… может быть, кто-нибудь что-то знает, видел ее, хотя бы случайно? — с робкой надеждой произнес он.
— Да нет, я всех, кого знаю, обзвонила.
Наступило молчание. За окном послышались глухие раскаты грома, по стеклу застучал мелкий дождь.
Волнение и тревога дяди Паши передались Ольге, и она вдруг, впервые за три месяца, отчетливо представила себе эту ситуацию со Светкиным исчезновением.
— Как же так, Олюшка? — вдруг тихо заговорил он. — Ведь она твоя лучшая подруга, вы столько лет вместе… а тебя, я вижу, совсем не волнует, что с ней могла случиться беда.
— Какая беда, дядя Паш? — всполошилась Ольга. — Ты о чем?
— Да ты посмотри, что сейчас творится: люди стальные двери в квартирах навешивают, окна решетят, в свой подъезд ночью войти боятся, а уж на улицах… Помнишь, я рассказывал тебе про нашего бухгалтера?.. Ну, который вышел поздно ночью с собакой погулять? Так его полгода найти не могут… Исчез.
Ольга выключила чайник и закрыла окно: дождь хлестал уже вовсю.
— Дядя Паш, ты меня нарочно на ночь пугаешь, да? — попробовала пошутить она.
— Не бойся, Олюшка, — грустно улыбнулся он. — Тем более что мне придется заночевать у тебя, не прогонишь же ты меня в такой дождь?
— Даже если бы не было дождя, — проговорила она, — я бы тебя никуда не отпустила в таком состоянии. Все. Решено. Тебе надо выспаться, ты переутомился. Ляжешь на моем диване. — Она замахала на него руками, предвидя возражения. — И даже ничего не хочу слышать, именно на диване. А я здесь, на раскладушке.
Спустя полчаса они как бы поменялись ролями. Дядя Паша, уставший, но более или менее успокоившийся, лежал в комнате на чистой постели, заботливо укрытый пледом, а Ольга сидела рядом и гладила его руку.
— Все образуется, дядя Паш. Через три года выйдешь на пенсию, поселишься с тетей Тамарой в Александровке, зимой будешь печку топить, летом — рыжики солить да пчел разводить.
Завести пчельник было давней мечтой дяди Паши, несмотря на то, что ни сам он, ни его домашние мед не любили, хотя понимали, что при простуде он незаменим и вообще в малых дозах для здоровья полезен. Но мечта его так и осталась все эти годы нереализованной. И только нынешней весной дядя Паша упросил соседа Степаныча продать ему один улей, только с условием, что зимовать пчелы будут под его присмотром.
А пчел он хотел завести не из-за меда, просто всю жизнь, с самого детства, почему-то был неравнодушен к этим мохнатым трудолюбивым существам, считал их удивительно красивыми и даже изящными. Его завораживало пчелиное жужжание, и он любил подолгу, не отрываясь следить за хлопотливыми перелетами желтобрюхих любимцев. Он мог говорить о них часами, так как прочел уйму литературы по пчеловодству и теоретически был подкован основательнее самого Степаныча, который жил в Александровке круглый год и лет двадцать держал пасеку.