Дядя Паша, казалось, был огорчен этим не меньше Ольги, до того по сердцу пришелся ему Кирилл Андреевич, такой умный, добрый и мужественный человек.
— А ведь он мне сам говорил, что ты ему покойную жену напомнила, — вздохнул он. — Походка, говорит, у вашей племянницы точь-в-точь как у Полины. Очень он ее любил…
Последние слова дяди Паши неприятно резали слух Ольги, и в следующее мгновение он сам, поняв, что сказал лишнее, попытался исправить положение:
— То есть мне он этого не говорил, что любил, я просто подумал…
Ольга движением руки остановила его.
— Ладно, дядя Паш, что уж теперь об этом… — устало произнесла она. — Ну не могла же я сама просить у него телефон? Да к тому же я не знала, что его жена погибла.
И они, оставив эту болезненную тему, заговорили о том, что дядя Паша настолько поправился и окреп, что разумнее будет из больницы ехать не в Москву, а в Александровку и что Ольге надо поскорее закончить работу и взять отпуск.
Теперь же, сидя в гамаке с синей папкой на коленях, Ольга мечтала поскорее разделаться с работой, отвезти ее в издательство и попросить у Искры Анатольевны пусть даже неоплачиваемый отпуск. Да и о какой оплате, о каких деньгах может идти речь, когда под угрозой собственная жизнь и жизнь близких людей? Шурик что-то верное сказал, сопоставив деньги и жизнь… или время? Мысли путались у нее в голове, жужжание пчел навевало дрему, и Ольга, зная свою особенность засыпать непосредственно после мысли об угрозе жизни, заставила себя подняться, подошла к висевшему на стене сарая рукомойнику и побрызгала в лицо ледяной водой. Почувствовав, что гамак создает нерабочее настроение и действует усыпляюще, она забрала папку с рукописью и отправилась на веранду.
Минут сорок спустя в доме послышались голоса: вернулись из больницы мать с тетей Тамарой.
— Вот ты где, — обрадовалась мать, входя на веранду, — а мы тебя в саду искали. — Она прошла и села напротив Ольги. — Ну все, договорились и с врачом, и с водителем, завтра привозим Павла. Василий Егорыч не возражает, говорит, состояние стабильное, можно и на дачу, тем более жена — медицинский работник.
На пороге появилась тетя Тамара.
— Лара, не мешай Оле работать, — сказала она сестре. — Пойдем, поможешь мне на кухне, а то ребята скоро приедут.
Ольга знала, что вечером должны приехать Ирина и Игорь, так как решено было завтра в кругу семьи торжественно отметить возвращение дяди Паши.
Она боялась, что при появлении Игоря не сможет преодолеть своей неловкости и скованности, потому что до сих пор не понимала его поведения во время последнего визита к ней. Но неловкость ее происходила, скорее всего, оттого, что она не умела понять себя и, несмотря на то что сразу определила свою позицию в отношении их брака с Ириной, удержать эту позицию вряд ли смогла бы, не исчезни он тогда так внезапно. Однако синяя папка с рукописью, раскрытая перед ней, являлась прекрасным поводом для того, чтобы запереться, например, в своей комнатке и свести их совместное времяпрепровождение лишь к встречам за обеденным столом.
Эту комнатку дядя Паша соорудил из старого заброшенного чулана, темного и практически бесполезного, потому что там годами скапливалась такая рухлядь, место которой на свалке, куда прошлым летом он ее и вывез. Дядя Паша прорубил в чулане окно, обшил стены гладко оструганными досками, сам сделал и стол, табурет, и топчан. «Олюшкиной светелкой» назвал эту комнатку дядя Паша, гордившийся своим столярным мастерством, довольный тем, что смог угодить любимой племяннице.
Ольге сразу по душе пришлась светелка, где запах сена в матрасе, смешиваясь с запахом свежеоструганных досок, создавал неповторимый аромат чего-то радостного и праздничного.
Ольга перенесла рукопись в светелку и закрылась на большой крюк, который сама просила дядю Пашу прибить «на всякий случай». Ничего конкретного она тогда в виду не имела, просто всегда, даже дома, ей было как-то спокойнее спать с крепко запертой дверью.
Она села за стол, стоявший у окна, заботливо затянутого марлей от мух и комаров, разложила многострадальную рукопись и погрузилась в чтение.
Пришла тетя Тамара, позвала пить чай, но Ольга ответила, что ей не хочется, да и некогда, работа очень срочная. Она знала, что чаепитие в их семье — это длительный процесс, сродни японской чайной церемонии, и служит прежде всего поводом для долгих разговоров и пространных бесед, когда всплывают воспоминания о прошлом, происходит обмен информацией на сегодняшний день и строятся планы на будущее.