Ольга подошла и, стараясь не разбудить, попыталась положить его поудобнее. Кирилл проснулся сразу, как только она дотронулась до него, схватил ее в свои крепкие объятия и лег на спину, не выпуская из рук добычу. Жгучее желание огненным обручем стиснуло низ живота, и Ольга тихо застонала.
Теперь она была всадницей, а дикий норовистый конь, не разбирая дороги, перелетая через овраги и горы, стрелой нес ее в неизведанную страну грез и наслаждений…
Уже не раз, перебирая в памяти ощущения той ночи, Ольга с недоумением и даже стыдом отмечала, что до самого утра, купаясь, утопая в блаженстве, она ни разу не вспомнила о дяде Паше, о том, что и двух недель не прошло к тому времени со дня его смерти. Неизвестно, как сложились бы их отношения с Кириллом в дальнейшем, если бы не эпизод, воспоминание о котором до сих пор с болью отзывалось в сердце и разжигало чувство тяжкой обиды.
Это случилось под утро, когда, счастливые и утомленные, они засыпали в объятиях друг друга. Кирилл уже мирно посапывал над ее ухом, Ольга тоже почти задремала, но почувствовала, что рука под тяжестью его тела затекла, и осторожно высвободила ее. От этого легкого движения Кирилл внезапно зашевелился, привстал и, наклонившись к ее лицу, вдруг вопросительно-радостно выдохнул:
— Полина?!
Это было для нее как разряд электрического тока. Сразу вспомнились слова дяди Паши о том, что Кирилл как-то отметил большое сходство его племянницы со своей погибшей женой. Так, значит, все это время он был с нею лишь потому, что она напоминала ему ту, любимую женщину, которую он никак не может забыть, а есть вероятность, что и никогда не забудет? А она просто кукла-близнец для него? А дядя Паша… Боже мой, дядя Паша! Как она могла… даже не вспомнила о… Что вообще происходит?..
Ольга вскочила с дивана и, стараясь не смотреть на Кирилла, начала судорожно одеваться.
Кирилл, еще не совсем проснувшись, сонно смотрел на нее.
— Ты куда? Который час?
Ее молчание насторожило Кирилла, а нервные движения, которыми она натягивала на себя одежду, заставили его окончательно проснуться.
— Что случилось? — схватив ее за руку, испуганно спросил он. — Можешь ты мне, наконец, объяснить, в чем дело? Оля!
Ольга понимала, что Кирилл назвал ее Полиной во сне и сам о том не помнил, но из этого следовало, считала она, что образ жены очень прочно овладел всем его существом. Ведь несмотря на то, что он провел всю ночь с Ольгой, любил ее и, казалось, был с нею весь и телом и душой, его память, та глубинная, подсознательная память, которая не поддается контролю и работает как бы сама по себе, независимо от человека, во сне расставила все по своим местам, где Ольге, судя по всему, отводилась роль сверчка, который должен знать свой шесток. Ей вспомнились и Светкины рассуждения на эту тему. «Что у бодрствующего в подсознании, — утверждала она, — то у спящего в снах».
Ольгу трясло как в лихорадке, она твердо решила уйти молча, без всяких сцен и объяснений. Благо, ей можно теперь спокойно жить у себя дома, потому что погоня за Светкой, к счастью для всех, прекращена.
Кирилл с решительным видом встал у двери, заслонив выход спиной.
— Я никуда не отпущу тебя, — дрожащим голосом сказал он, — пока ты мне все не объяснишь. В конце концов, это же просто не по-человечески…
Переборов на миг свою обиду, Ольга подумала, что и впрямь ведет себя жестоко по отношению к Кириллу, которого еще совсем недавно считала самым близким и дорогим человеком на свете. Он ведь ни в чем, в сущности, не виноват перед ней и к тому же действительно имеет право знать причину ее поспешного бегства.
— Ты… — начала она, судорожно сглотнув. Губы не слушались, мелко дрожали, и Ольга никак не могла заставить их произнести хоть слово.
Вспоминая сейчас эту сцену у двери, она подумала, что вид у нее тогда, наверное, был самый нелепый и даже смешной. Но Кириллу было не до смеха. Схватив ее за плечи, он посмотрел ей прямо в глаза, словно там хотел увидеть разгадку этого недоразумения.
— Что — я? Что? Оля! Объясни! — в отчаянии закричал он.
Ольга, с трудом сдерживая слезы, комом стоявшие в горле, пробормотала, что он, видимо, все еще продолжает любить свою жену, потому что во сне назвал ее Полиной.
— Уф, ну и напугала же ты меня, — услышав это, улыбнулся Кирилл. — Я уж думал, действительно что-то случилось… Ну, давай раздевайся! — Он поцеловал Ольгу в щеку, по-хозяйски снял с нее плащ и повесил в прихожей на вешалку.
Ольга была потрясена той легкостью, с какой воспринял он ее слова. Он словно не хотел замечать, насколько это серьезно для нее, в каком она состоянии, и, видимо, считал все это глупой бабьей блажью и истерикой на пустом месте.