На моем лице расцветает довольная улыбка.
— Ну вот и все. Видишь, как я тебя радую? Как только они попытаются вывезти деньги, их поймают по делу об отмывании денег. Разве это не весело? — Его энтузиазм к подобным вещам, чтобы перевернуть жизнь, всегда заставляет меня настороженно относиться к нему.
— Когда ты хочешь объявить себя генеральным директором Glamorous? Аврора не хочет иметь с этим ничего общего, и я полагаю, что ты справился с участием Эмброуз в этом деле.
Он кивает.
— Как только смогу. Убийство Мейса пока держится в тени, но когда они доберутся до меня, я смогу сказать, что тесно сотрудничал с тобой и Авророй, чтобы получить должность генерального директора, и что это был вовсе не я. Ты ведь справишься с этим, правда?
Я хмыкнул, мысленно записывая все это.
— Я хотел получить эту должность как прикрытие для того, чем я занимаюсь. Мое положение и работа не будут подвергаться сомнению, когда это станет достоянием общественности. Офшорный счет уже открыт, чтобы перевести на него мои деньги, когда я получу должность. Мне нужно только публично объявить, что я занимаю эту должность, — объясняет Хелиа.
Это последний шаг в реализации всего плана.
Смерть Мейса была написана, а вот то, что Эмброуз так разволновалась из-за этого, - нет, но это неважно, ведь я сказал Хелиа присматривать за ней как можно тише. Когда его объявят генеральным директором, он сможет держать ее поближе и внушить ей страх, что если она заговорит об этом или даже попытается бороться за должность законного наследника, то сгорит.
Вскоре мы добрались до дома. Я выхожу, медленно поднимаю Аврору из спящего состояния и несу ее в дом. Хелиа остается снаружи, достает сигарету и смотрит, как я ухожу.
Я киваю ему, и он кивает в ответ сквозь дым. Его ярко-зеленые глаза на долю секунды встречаются с моими, и я вспоминаю мальчика, который подходил ко мне.
Мы оба искали помощи друг у друга, и спустя годы мы по-прежнему делаем друг для друга все возможное. Превращая невозможное в возможное.
Закрыв дверь, я тихо поднимаюсь по лестнице, проходя мимо слегка приоткрытой двери в левой части коридора. Я останавливаюсь и заглядываю внутрь. Венеция спит на кровати. Я киваю сам себе, затем иду в конец коридора к нашей комнате и медленно кладу Аврору на матрас.
Откинув одеяло, я заправляю ее под него, а затем накрываю покрывалом. Я быстро принимаю душ, затем ложусь под одеяло рядом с Авророй, обхватываю ее за талию и притягиваю к себе.
Ее брови нахмурились, и она попыталась оттолкнуть мою руку, чтобы отодвинуться. Я отпускаю ее, не зная, что ей сейчас нужно. Она хмурится еще сильнее, а ее ногти впиваются в мои руки. Я отодвигаюсь, но она начинает хныкать, ее болезненные крики становятся все более частыми.
Тогда я начинаю волноваться.
— Аврора.
Ничего.
— Аврора, — говорю я громче, тряся ее.
— Аврора!
Ее глаза широко распахиваются, и она смотрит на меня, судорожно оглядывая всю комнату.
Когда она видит, что я сижу, ее нижняя губа дрожит, а потом она обхватывает меня за плечи и обнимает, ее рыдания наполняют темную ночь. Я сам обнимаю ее, и знаю, что буду просить у нее прощения каждый день до конца наших дней.
Во время брака, в самом начале, я говорил ей вещи, которые, как я знаю, причиняли ей боль, но она оставалась верна себе. Ни разу она не позволила слезам упасть из ее глаз. Она хранила обиду в своем сердце, боясь преследователя, который преследует ее уже более трех лет.
Я не знал.
Боже, я не знал.
И теперь, когда я знаю, я понимаю, что не могу изменить прошлое, но будущее в моих руках.
Конечно, я могу управлять им.
— Ремо, останься, пожалуйста, — всхлипывает она в моих объятиях, и сердце болезненно сжимается в груди.
— Шшш, я здесь, — шепчу я, не зная, что именно ей нужно.
Ее всхлипы наполняют тишину. Ее руки не покидают меня, и я наблюдаю за ней всю ночь, пока она засыпает в моих объятиях.
Ночь проходит, и на этот раз Аврора не просыпается от очередного кошмара. Даже если ее что-то беспокоит, она не показывает этого.
Врачи пришли и ушли, назначив рентген, чтобы проверить, как обстоят дела с пулевыми ранениями. Аврора хочет, чтобы ее оставили в покое, поэтому она отправляется в свой кабинет и встретится со мной в больнице позже.
На мне костюм, и я молча наблюдаю за ней, пробегая глазами по ее телу. Она не должна идти на работу, но за все утро она не проронила ни слова, и я боюсь, что мог ее потерять.
Подойдя к ней сзади и держа в руке галстук, я встаю прямо за ней и смотрю на нее через зеркало.
Наши глаза сталкиваются, и у меня перехватывает дыхание, как и каждый раз, когда ее мир сталкивается с моим.
Ее глаза говорят о сотнях вещей одновременно, но ни разу я не увидел в них ни капли сомнения. Ее прекрасные глаза искрятся и таят в себе глубокие эмоции, которые, как я знаю, теперь отражают мои собственные глаза.
Не говоря ни слова, я поднимаю свой галстук в ее поле зрения. Ее глаза скользят по нему, и слабая улыбка расплывается по ее лицу. Из-за такой незначительной вещи.
Взяв галстук из моих рук, она поворачивается, и я опускаю голову, чтобы она могла лучше дотянуться. Затем она начинает завязывать галстук.
А я молча наблюдаю за ней.
— Он снова был здесь и говорил мне, что я - все, что он когда-либо хотел.
Она тяжело сглатывает, но не сводит глаз с моего галстука, рассказывая о своем ночном кошмаре прошлой ночи.
Ее вишневый аромат заполняет всю комнату. Он поглощает меня целиком, и я чувствую, что пьянею от одного ее вида. Эта женщина - моя жена - сломана, и моя задача - исправить ее.
— Его здесь больше нет, любимая. Он больше никогда не сможет причинить тебе боль.
— Я знаю, — шепчет она.
Я кладу палец ей под подбородок, чтобы поднять ее лицо к себе, затем жду, пока ее глаза не сосредоточатся на мне, прежде чем наклониться к ней вплотную. Мое сердце бьется с такой частотой только для нее. Только она вызывает у меня такую реакцию.
— Не беспокойся о нем сейчас. Ты здесь. В безопасности. Ни одна душа не прикоснется к тебе снова, и завтра утром заголовки газет расскажут тебе, почему именно.
Видя, как изменилось выражение моего лица, ее глаза загораются. Они смотрят на меня с такой силой, что мне кажется, будто я испортил ее.
Возможно, так и есть.
Я ни о чем не жалею.
— Не смотри на меня так, Аврора. Теперь, когда ты здесь, в моих объятиях, ничто не мешает мне овладеть тобой, а у нас есть дела.
Ее рот приоткрывается в тихом вздохе, а пухлые розовые губы вызывают желание прикусить их, чтобы они налились алой кровью. Ее мягкое тело, прислоненное к моему твердому, заставляет меня забыть об обязанностях и заставить ее забыть, что у нее вообще была причина сомневаться во мне.
— Ремо?
Ее голос доносится до моих ушей, и мне не терпится услышать, что она скажет.
— Как я могу продолжать жить, если он так преследует мои сны?
Ее лицо становится пепельным, а хватка на моей рубашке внезапно усиливается.
Мне нужно окончательно показать ей, что Дэймона больше нет.
— Потому что, любимая, я не тот, кому стоит перечить, — говорю я ей, прежде чем сделать шаг назад. Возможно, сейчас ей нужно отвлечься, но я не тот, кто ей нужен.