Она готовит десерт из лимонов, но со мной не разговаривает. По кухне разносится слабый запах кексов, и мой взгляд устремляется на духовку. Противень с ними уже печется. Я улыбаюсь, понимая, что она хотела занять себя и поэтому начала печь.
Но потом улыбка сходит на нет, когда я понимаю, что она не бросится ко мне в объятия. Она больше не будет притягивать меня к себе, насильно кормить тем, что приготовила.
— Как прошел твой день? — Я нарушаю молчание, прислонившись к дверной раме и засунув руки в карманы, чтобы не создавать у нее ощущения тесноты.
— Нормально.
— Ты устала? Я могу сделать тебе чай, — предлагаю я, внимательно наблюдая за ней.
Она качает головой, проводя рукой по лицу, чтобы убрать прилипшую к нему прядь. При этом она размазывает немного муки по щеке.
Я делаю шаг вперед, чтобы помочь ей, но останавливаю себя.
— Мне не нужен чай...
— Как только ты закончишь, я приготовлю его для тебя.
Она хмурится на тесто, которое замешивает, все еще не глядя на меня, и это чертовски больно.
— Я сказала, я не...
— Ты не хочешь чай?
Я тихо, медленно иду к ней, чтобы не напугать ее, чтобы не оттолкнуть еще дальше, даже если у меня с ней что-то получилось.
Сегодня мне ее очень не хватало.
Сегодня, оглядывая свой кабинет, я все время смотрел на дверь, желая, чтобы она вошла, улыбнулась мне и обняла меня, рассказывая о своем дне, а я бы смотрел на нее, положив подбородок на руку.
Мне было так холодно, так одиноко, что я не понимал, что мой мир до нее был таким тихим, таким пустым, таким мрачным.
Она ворвалась сюда со своим хаосом, любовью к выпечке, болтовней обо всем и вся и любовью к моде. Она разбросала радугу красок по всему моему дому, каждый сантиметр был заполнен ею, а ее смех заставлял мое сердце падать к ее ногам.
Аврора. Моя жена.
Та, которую я предал и нарушил ее доверие из-за того, что был в противоречии. На секунду я предпочел ей кого-то другого, но как я мог сделать такой выбор?
Они обе занимают достойное место в моей жизни, и я не мог причинить боль ни одной из них.
— Аврора. — Мой голос ровный, спокойный, и когда она, наконец, поднимает на меня глаза, у меня перехватывает дыхание.
Невинная. Сладкая.
Соблазнительная.
Я пал. Каждый атом в моем теле теперь слушает ее мелодию. Он поет дифирамбы ей и только ей.
Я сошел с ума, обезумел от нее, и даже не понял, когда началась эта забота, эта привязанность к ней.
Мой взгляд падает на ее полные пухлые губы. Губы, которые я хочу поцеловать. Я сопротивлялся искушению, потому что она по большей части игнорировала меня, но теперь, когда барьер между нами исчезает, я хочу лишь одного: подхватить ее на руки, повалить на кровать, сорвать с нее одежду и трахнуть до потери сознания.
Я никогда по-настоящему не ненавидел ее. Нет. Она была лишь частью моего плана, и все же по пути я обнаружил, что мой самоконтроль и эмоции связаны с ее. Я смотрел, как она бежит по мертвому саду моего сердца. Каждый ее шаг заставлял цветы распускаться под подошвами ее ног, освещая мой мир.
Выслушаешь ли ты, что я хочу сказать, чего не мог раньше?
Выслушаешь, Аврора?
— Могу я попросить тебя кое о чем?
Она сглатывает, ее губы дрожат, когда она втягивает мягкий воздух. Когда она кивает, из ее пучка выпадает еще одна прядь волос. Я хватаю его и заправляю за ухо, не отрывая взгляда от ее глаз, не уходя, не двигаясь.
— Ты можешь простить меня?
Ее лицо опускается, руки упираются в бока.
— Ремо. — Ее шепот снова разбивает мое сердце.
Я больше не могу с этим справиться.
Ее дистанция, ее молчание. Я не могу этого вынести.
Это больно. Оно разрывает меня изнутри, словно кто-то вырезает каждую жилку из моего сердца, сохраняя мне жизнь.
Я качаю головой, чтобы она замолчала.
— Я больше не могу, Аврора. Мне просто нужна была фотография. Только одна, чтобы твой отец передал мне свою компанию. Это было в контрактах, которые мы оба подписали, но он не был готов отдать ее. Теперь я понимаю свою ошибку. Я даже не сделал ту твою фотографию. Я не мог этого сделать.
Взяв ее руки в свои, я смотрю на нее сквозь ресницы.
— Простишь меня? Пожалуйста? — умоляю я.
Она смотрит в мои глаза, и слезы медленно заливают прекрасные порталы источника моей жизни.
— Могу я что-то сказать? — прошептала она.
Она фыркает и смотрит в сторону, прежде чем снова взглянуть на меня.
— Я порылась в твоем кабинете и в твоем ноутбуке и нашла записи. Я прослушала их, особенно ту, что была сделана в тот день, когда вы оба обсуждали условия этого брака. Дело в том, что я не удивлена, что мой отец так поступил, и у тебя есть свои причины, но в чем моя вина во всем этом?
Ее глаза и слова словно осколки разбитого стекла, бьющие прямо в мое сердце.
— Почему ты разрушил мое доверие именно тогда, когда я чувствовала себя в безопасности с тобой? Я никогда ни с кем не чувствовала себя в такой безопасности, как с тобой, так почему? — Ее голос стал таким тихим, что мне приходится наклоняться, чтобы прислушаться, но я слышу каждое слово.
— Ты не виновата в том, что родилась у таких родителей, Аврора. Ты вообще ни в чем не виновата, но если бы я не сделал эту фотографию, или какой бы размытой она ни была, Хелиа - человек, который будет управлять "Glamorous", - связал бы тебя и пытал, прежде чем забрать ее, и я не позволю ему прикоснуться ни к одному волоску на твоем теле.
Ее нижняя губа дрожит, и слезы медленно скатываются по щекам.
Я прижимаюсь к ее влажной щеке.
— Amore mio, — шепчу я, целуя эти слезы.
— Как бы я хотела ненавидеть тебя. Я бы хотела ненавидеть своего отца и просто оставить все это позади, но эти чувства держат меня здесь. Я ненавижу то, что не могу отпустить тебя. Ненавижу, что меня разрывает на части от одной мысли о том, чтобы уйти от тебя, так скажи мне, что я должна сделать? —Ее прерывистые фразы задевают мои сердечные струны, а ее признание укрепляет в мысли, что не я один веду эту борьбу.
Прижавшись к ее щекам, я наклоняюсь и целую ее мягкие губы, затем обе щеки, глаза, нос, лоб, а потом снова губы, пока она не перестает плакать и только фыркает.
— Верь в меня. Позволь мне уберечь тебя. Оставайся со мной и знай, что я буду защищать тебя, даже если ты будешь ненавидеть меня, даже если ты захочешь убить меня и задушить, но я буду защищать тебя. Даже издалека, если ты этого захочешь.
Ее очаровательные глаза выметают ковер из-под моих ног и опускают меня на пол.
Я жду ее ответа, надеясь, умоляя в глубине души, что она простит меня.
И когда я вижу, что она кивает, я целую ее. Я целую ее, чтобы она не пожалела о своем решении; чтобы она знала, что будет в безопасности.
Я раздвигаю ее губы и втягиваю нижнюю губу между зубами. Я сильно прикусываю губу, надеясь, что помада, которой она накрашена, проступит. Я посасываю ее губу, притягивая ее все ближе и ближе, моя хватка на ее шее слегка ослабевает. Она задыхается, и с ее губ срывается тихий стон.
Ее руки впиваются в мою рубашку, ее ногти впиваются в мою кожу, но я приветствую боль.
Я отпускаю ее, но прежде чем она успевает сделать еще один вдох, я снова целую ее, захватывая ее губы в долгий поцелуй.