— Если это не жизнь, которая говорит тебе, что ты моя, то я не знаю, как еще это объяснить.
Моя грудь расширяется от его слов, а в голове срабатывает сигнал тревоги. Я падаю и не пытаюсь спастись от этого.
Я постоянно смотрю на Ремо, пока обрабатываю его раны — на груди, животе и руке, а затем наношу прозрачную мазь на лицо, где остались синяки. Интересно, как он выглядел после боя?
Его рельефная грудь на виду, черные шорты в обтяжку, когда он наносил удары противнику с такой силой и скоростью, что они опрокидывались навзничь, а из разбитого при ударе носа текла кровь.
В животе что-то горячее, и я не могу перестать думать.
Ремо дерется.
Его большое твердое тело снимает напряжение, нанося удары и ломая людей своей силой.
И сейчас он выглядит аккуратно, собранно, на его костюме не видно ни пылинки. Ему около тридцати.
Так много вопросов, но я их сдерживаю.
— Готово, — объявляю я, разворачиваясь и укладывая вещи обратно в коробку. Пока я это делаю, Ремо делает шаг ближе и прижимает меня к стойке. Я смотрю на него через зеркало и вижу, что он ухмыляется.
Он наклоняется, чтобы его лицо оказалось рядом с моим ухом, а его рука путешествует по моему животу, забирается под рубашку и обхватывает мою талию сбоку. Я вдыхаю воздух, а в животе порхают бабочки.
— Спасибо, любимая. — Он крадет у меня быстрый поцелуй и спешит уйти.
Только когда я понимаю, что он ушел, я могу нормально дышать. Я резко вдыхаю, пытаясь отдышаться, потому что я задыхаюсь. Он был вокруг меня, его мужественный запах, его сильное тело, покрывающее мое собственное.
Ремо был боксером.
А сейчас он — генеральный директор итальянской винной империи своего деда.
Собравшись с мыслями, я выбираю сверкающий розовый корсет, сочетая его с белыми брюками и розовыми туфлями на каблуках с кружевными бантиками. Я завязываю волосы нежно-розовым бантом в прическу, наполовину поднятую, наполовину опущенную.
Будем надеяться, что тональный крем и консилер скроют мое усталое состояние.
Улыбаясь себе в зеркале, я делаю снимок, на котором целую себя в камеру, а затем выкладываю его в свои социальные сети.
Я выгляжу мило.
Улыбаясь, я спускаюсь вниз, где, как я знаю, на кухне будет Ремо.
Я замираю на месте, как только мои шаги раздаются в дверном проеме.
Белая рубашка Ремо расстегнута, несмотря на пиджак, а галстук лежит на столе.
— Ремо, почему твоя рубашка не застегнута? — Я бросаю сумку на стойку и сажусь рядом с ним за тарелку с французскими тостами. У меня пересохло во рту от работы Изабеллы. Расплавленный крем, крошки "Бискофф" и сироп выглядят восхитительно.
Когда он не отвечает, я смотрю на него. Его глаза расширены и устремлены на меня. Он выглядит пораженным, как будто что-то заморозило его в этом состоянии.
Я машу перед ним рукой.
Он моргает.
— Я не могу, — бормочет он, несколько растерянный.
— Позволь мне сделать это за тебя. Ты мог бы сказать мне. Посмотри, какой ты упрямый. Вставай. — Я встаю с табурета, и он следует за мной.
Я начинаю застегивать его рубашку, а потом провожу рукой по пуговицам, чтобы проверить, не пропустила ли я какую-нибудь. Убедившись в этом, я беру с прилавка его галстук. Я поднимаюсь на цыпочки и завязываю галстук петлей, затем опускаюсь на ноги и завязываю узел.
Я концентрируюсь, чтобы сделать это правильно. Закончив, я улыбаюсь, гордясь тем, как хорошо у меня получилось.
— Вот так. Видишь? Это не заняло так много времени…
Ремо прижимается своими губами к моим, но на этот раз удивление длится всего мгновение, прежде чем я целую его в ответ.
Запустив руки в его волосы, я притягиваю его ближе к себе, и Ремо вздыхает, используя это в своих интересах, и просовывает свой язык в мой рот. Пробует меня на вкус. Его язык скользит по моему так, что я чувствую его по всему телу.
Его рука прижимается к моей спине, и я оказываюсь прижатой к нему.
Он целует меня глубже. Я хочу запечатлеть этот момент в своей памяти, чтобы смаковать и знать, что мое сердце принадлежит только ему.
Мы оба задыхаемся, когда отстраняемся друг от друга.
— Зачем ты меня поцеловал? Ремо, ты должен прекратить это делать.
Я показываю на него пальцем, но чем больше я говорю, тем больше его ухмылка превращается в улыбку. Его глаза загораются, как будто случилось что-то смешное, как будто что-то, над чем стоит улыбнуться.
— Это чтобы сказать тебе, что я, черт возьми, не могу дышать без тебя, что это, — он указывает на пространство между нами, — навсегда. Твои улыбки для меня как кислород. Твои глаза — единственная причина, по которой бьется мое сердце. Я бы покинул этот мир, если бы хоть кто-то тронул хоть один волосок на твоей голове.