— Черт возьми, если ты не единственная женщина, которая привлекла мое внимание, и единственная женщина, ради которой я готов убить.
Он наклоняется, его рот осыпает поцелуями мою шею и медленно спускается вниз.
— Я нарушил свои правила ради тебя. — Еще один поцелуй на моей лопатке.
— Я убил ради тебя. — Еще один поцелуй чуть выше моей груди.
Дрожь пробегает по моему телу от осознания того, что эти руки, прикасающиеся ко мне, забирали жизни, и все же они прикасаются ко мне так нежно.
Но я не хочу нежности. Не сегодня.
— Ремо. — Я задыхаюсь, хватая его за руки, сухожилия на которых видны, пока он держится. — Не занимайся со мной любовью. Не обращайся со мной бережно. Только не сегодня.
На лице Ремо появляется ухмылка, и он улыбается. Его извращенный взгляд заставляет меня поверить, что, возможно, я действительно выпустил зверя.
— Я и не собирался, любимая. Ты будешь моей женой на глазах у всех, к тебе будут относиться с глубочайшим уважением, но здесь, прямо сейчас, за закрытыми дверями, ты будешь моей, чтобы трахать тебя безжалостно. Я буду владеть твоим телом и знать каждую его частичку.
Он целует мою грудь открытым ртом, а затем берет сосок в рот. Как только я думаю, что это нежный поцелуй, он сосет так резко, что я выгибаюсь на кровати, и стон вырывается из меня.
Он поклоняется моему телу, его руки блуждают и исследуют его, доставляя мне такое удовольствие, какого я никогда раньше не испытывала. И осознание того, что я люблю этого мужчину, что он — монстр, готовый и желающий защитить свою принцессу, уверяет меня больше, чем что-либо другое.
Когда руки Ремо скользят между моих ног и заставляют звезды сойтись для меня. Когда он целует меня в местах, над которыми будет властвовать только он, это можно описать только как его владычество над моим телом. Грубые посасывания Ремо, его жестокие поцелуи, его засосы… Это самое приятное ощущение на свете.
Его два пальца погружаются в меня, набивая меня до отказа, и я издаю придушенный стон. Его толстые пальцы проникают вглубь меня, попадая в ту самую точку. Мои пальцы выгибаются, живот опускается, и через меня прорывается всепоглощающий оргазм.
Отойдя от кайфа, я ухмыляюсь его взъерошенным черным волосам, понимая, что сделала это с ним. Меня быстро отвлекает плотское желание в его глазах, когда он медленно раздвигает мои ноги и целует шею. Он шепчет мне на ухо несколько слов, а потом впивается в меня.
Его имя — единственное слово на моем языке.
— Ты, чёрт возьми, моя. Ты моя сладкая Аврора, которую я трахаю, как хочу, а ты принимаешь это как хорошая девочка, — хрипит он, проникая в меня еще глубже.
Мои глаза закатываются к затылку, а рот открывается.
Его звериная скорость, плотское желание в его черных глазах, когда он смотрит, как я принимаю его трах, — это все, чего я когда-либо хотела.
— Это так? — рычит он, но я даже не могу придумать ответ.
— Так правильно, Аврора? — рычит он.
Я судорожно киваю.
— Твоя. Твоя хорошая девочка.
Глава 28
Следующие пару дней я не отпускал Аврору на работу, и, поскольку Венеция навещала мой офис, я воспользовался этим временем, чтобы схватить Аврору при каждом удобном случае. Трахал ее в прихожей, опускался на колени, когда она садилась на табурет на кухне, и всасывал ее клитор в рот, пока она не кончала, шел за ней в душ и трахал ее сзади, когда ее ноги слабели. Наступило время ужина, и Венеция вернулась. Мы ели, пока Аврора старалась не смотреть мне в глаза, зная, что в моих глазах она найдет похоть и забудет, о чем говорила с Венецией.
Потом я еще долго трахал ее ночью; ее тело устало, но стоны не прекращались.
Я не мог остановиться. Она так притягательна, и она так прекрасно принимает меня.
На этой неделе она начала ходить на работу после столь необходимого перерыва во всем. Ее визиты к психотерапевту стали регулярными, и улучшения очевидны. Свет в ее глазах снова стал ярче, а ко мне возвращается моя Аврора. Я по-прежнему иногда заходил к ней в офис во время обеда, чтобы проведать ее и полакомиться десертом, когда она сидела надо мной на столе, а я заставлял ее кричать, стоя перед ней на коленях.
— Что ты сказала? Кто их освободил?
Мне все равно, но мысль о том, что Камари сделала это, приводит меня в замешательство. Я не думал, что она пойдет на это.
Венеция кладет свой iPad на мой стол и показывает мне фотографию, на которой я стою на коленях в нашем доме, руки Авроры в моих, когда я умоляю о прощении. Я провожу рукой по лицу, чтобы скрыть глупую улыбку.