Она развернулась и посмотрела на меня, в ее глазах были буря и ярость. - Мне казалось, я уже говорил тебе, что не одобряю твоих отношений с Рейной Ромеро.
Я пожал плечами. - Ты так и сделал.
“Амон”...
“ Мама, позволь мне остановить тебя на этом. За все свои двадцать три года я ни разу не оборвал свою мать. Это было неуважительно. Но отказаться от Рейны было невозможно. “Рейна не ее отец. И она не кто-то другой. Она хороший человек, и она моя ”. Моя мать вздрогнула, как будто я ее ударила. “Дай ей шанс, и я знаю, ты будешь любить ее так же сильно, как и я”.
Лицо моей матери побледнело, и она прикрыла рот рукой. “Амон, нет”.
“ Да. ” Мой голос звучал твердо, ясно показывая, что это не подлежит обсуждению. - Не хотите ли чаю?
Моей маме от этого всегда становилось легче. Ожидая ответа “да”, я прошла на кухню и приступила к ритуалу. Ей потребовалось несколько ударов, чтобы последовать за мной, ее шаги мягко ступали по полу.
“ Амон, пожалуйста. ” Ее голос дрогнул, заставив меня обернуться и посмотреть на нее. Мне не нравилось видеть ее расстроенной. “Ты должен покончить с ней”.
Ее губы задрожали, и мое сердце сжалось. Если бы она только дала Рейне шанс, она бы полюбила ее. Я знал это. У нее родится дочь, и они вдвоем будут хорошо ладить, несмотря на свои различия. Может быть, им стоит начать со своей любви к розовому цвету.
“Нет”. Это было отрезано. От одной мысли о том, что я больше не увижу Рейну, у меня защемило в груди с такой силой, что перехватило дыхание. Тихое хныканье заполнило пространство, и я уставилась на свою мать, которая редко плакала. Одинокая слеза скатилась по ее щеке, и я приступила к действию. Я взял ее за руку и попытался смягчить свои слова. “ По крайней мере, узнай ее получше, мама. Обещаю, она тебе понравится. Люби ее даже так, как будто она твоя собственная дочь.
Она покачала головой. “Я не буду”. Разочарование сжало мою грудь, но я проигнорировал это. Здесь мне придется действовать осторожно. “ Я не хочу видеть, как тебе причиняют боль, мусуко. Я вздрогнул.
“Тогда дай ей шанс”, - настаивал я. “Я люблю ее. Я хочу довести дело до конца, потому что знаю, что она - единственная для меня”.
Еще один всхлип сорвался с губ моей матери, разбивая на кусочки мое сердце, которое начала исцелять любовь Рейны.
“ Я должна была сказать тебе раньше, ” пробормотала она с выражением отчаяния на лице. - Это все моя вина.
- В твоих словах нет никакого смысла.
“Порви с Рейной Ромеро”, - настаивала она, и я отпустил ее руку, делая шаг назад. Моя челюсть сжалась так сильно, что я испугался, что она треснет. Но настоящим ударом стали следующие слова моей матери. “Ты должен порвать с ней, потому что Томазо Ромеро - твой отец”.
Заявление повисло в воздухе, окутав комнату густой тишиной. Зловещее. Вызывающее тошноту. Оно сдавило мне грудь, и я ждал. Для чего, я не знал. Может быть, надежда или признание в безвкусной шутке.
Ничего не последовало.
Моя мать нервно заламывала руки, ее глаза прожигали мне щеку. С неестественным спокойствием я встретила ее взгляд. Моя мать. Мой отец. Моя жизнь. Все это было ложью. У меня был проблеск рая, только для того, чтобы его отняли.
Это опустошило меня.
Я едва заметно покачала головой. Нет, это не могло быть правдой. Она с самого начала была против того, чтобы я встречался с Рейной, потому что она была Ромеро.
- Ты лжешь, - сказала я с горечью в голосе.
Она покачала головой. “ Я никогда не лгала тебе, мусуко. Когда Томазо отдал меня Анджело и бросил, я была беременна.
“ Прошу прощения? Мой голос был странно спокоен, в то время как в сердце и душе бушевала буря, грозившая поглотить меня.
“ Ты сын Томазо Ромеро. Рейна - твоя сводная сестра.
Я хотел проснуться. Мне нужен был намек, любое доказательство, указывающее на обман. Но его не было. Я мог видеть правду в ее глазах. Отчаяние. Боль. И все же это не затронуло поверхность этого чувства в моей груди.
Я потерял лучшее, что когда-либо случалось со мной, в то время как аромат корицы витал повсюду, дразня меня тем дерьмовым дерьмом, которым мы занимались.
- Как давно ты знаешь?
“ Навсегда, ” прошептала она свое признание срывающимся голосом. Вот только мое сердце разбилось еще сильнее. Она могла предотвратить это, но не сделала. Она должна была сказать мне. “Я единственный, кто знает”.
Впервые в моей жизни молчание между мной и мамой было тяжелым и полным обиды. Не потому, что нам нечего было сказать, а потому, что никакие слова не могли этого изменить. Никакие слова не могли отнять тот факт, что Рейна Ромеро была моей сводной сестрой.
Что-то сжалось у меня в горле и пронзило гребаную грудь.