Мы вернулись в дом тем же путем, каким ушли. Только, в отличие от сегодняшнего утра, я позаботилась о том, чтобы мое платье не зацепилось за шипы.
Нелегко было пробраться внутрь под бдительным оком Папы - или, лучше сказать, под его мигающими красными камерами. Это был единственный способ, которым он согласился позволить нам остаться здесь на время школьных каникул. В противном случае он бы настоял, чтобы мы поехали в Италию.
Мурашки побежали по моей коже, когда я вспомнила нашу последнюю поездку в Италию восемь лет назад. Мамины пустые глаза и призрачно-бледное лицо.
Я винила в этом папу. Она всегда с опаской относилась к его миру, но он настоял на том, чтобы втянуть ее в него. Папа был главой одной из пяти семей Омерта. Его преступная сеть — мафия — простиралась от Италии через всю Европу вплоть до Южной Америки.
Папа не знал Феникса, а я знала, что он преступник. Конечно, я не знала, что значит быть преступником, но я знала, что это нехорошо. Однако хорошо, что он позволил нам с сестрой пожить у бабушки, когда мы не были в школе-интернате.
Следуя по протоптанной тропинке, мягко ступая по траве, мы обошли дом сзади, где находились наши спальни. Спальня бабушки находилась на первом этаже, с видом на океан. Наши комнаты были на втором этаже, прямо над ее комнатой, с балконом, который выходил на боковую часть дома. Именно так нам удавалось большую часть времени тайком входить в дом и выходить из него, когда грохот волн заглушал звуки наших осторожных шагов.
“Иди первой”, - сказал я сестре.
-Ты должен, - запротестовала она.
Я покачал головой. “ Нет. Я останусь и прислушаюсь, не идет ли кто-нибудь.
С этими словами она начала карабкаться наверх, держась за веревку, которую мы спрятали за виноградными лозами, ползущими вверх по стене поместья. Добравшись до верха, она перелезла через перила балкона, затем обернулась и показала мне поднятый большой палец. Я начал карабкаться и вскоре присоединился к ней на балконе.
“Видишь,” - показал я, ухмыляясь. “Проще простого.”
По правде говоря, когда папа был в городе, улизнуть из школы-интерната было легче, чем здесь. Но у нас не было никакого контроля над приходами и уходами папы, поэтому мы были особенно осторожны, когда уезжали, больше придерживаясь собственности соседей, чем своей.
Взяв сестру за руку, мы направились в мою комнату. Как только мы вошли внутрь, зажегся свет, и стало видно Папу, сидящего в кресле с забинтованной рукой и мрачным выражением лица.
- Черт, - пробормотала я, когда пальцы Феникса напряглись, больно сжимая мою руку.
“ Ты пьян? Папа зашипел. Он был так зол, что я мог поклясться, что видел, как из его ушей идет пар. Он выпрямился во весь рост, возвышаясь над нами обоими. Феникс была выше меня, но под пристальным взглядом нашего отца она тоже съежилась.
Я покачала головой, громко сглотнув. Его взгляд метнулся к Фениксу и обратно ко мне.
“Мы не пили никакого алкоголя”, - поклялась я, мое сердце билось так сильно, что я боялась, что оно сломает мне ребра. Я скучала по тому человеку, которым он был до смерти мамы. Я скучала по его улыбкам и объятиям, но это было так, как будто он умер в тот же день, что и она, и кто-то, похожий на Папу, занял его место. Как бы сильно я ни хотела бороться за то, чтобы вернуть его к нам, сначала мне нужно было пережить сегодняшний вечер.
“ Ты лжешь мне, Рейна? Буря в его глазах сказала мне, что он так и думал. Волна тошноты накатила на меня, но я проигнорировала это.
Я покачал головой, заставляя свое лицо оставаться бесстрастным. Папа всегда заставлял меня нервничать, когда он был в такой ярости, и он легко мог ошибочно принять мою пугливость за чувство вины.
Без предупреждения он оторвал Феникса от меня, поднял руку и приготовился дать мне пощечину. Я не двигалась, наблюдая, словно в замедленной съемке, как его рука приближается все ближе и ближе, но пощечины так и не последовало. Феникс сделала шаг, и пощечина, предназначенная мне, со всей силы пришлась ей по лицу. Ее голова откинулась назад, когда она захныкала.
Я чувствовал боль Феникса, как свою собственную. Защити свою сестру. Слова мамы звенели у меня в ушах, призывая меня принять это наказание за нее. Когда ярость закипела во мне и окрасила сцену в красный цвет, я приготовился дать отпор.
Я знал, что это на него не похоже и что позже он наверняка почувствует, как на него обрушивается чувство вины, но я не стал бы стоять в стороне и наблюдать, как это происходит. Итак, я сделал шаг в его сторону, черты моего лица посуровели, и я отвел ее за спину.