Мы с Фениксом ждали, что она продолжит, но, судя по ее тонким губам и мрачному выражению лица, она закончила говорить.
“Он кого-нибудь убил?”Спросил Феникс. “Почему она не была счастлива?”
Бабушка покачала головой. “Вы двое, не беспокойтесь об этом”. Затем она пригвоздила нас обоих своим самым суровым взглядом и добавила: “И вы никогда никому этого не повторяете. Понятно?”
Мы оба нерешительно кивнули. “ А что, если папа заберет нас отсюда? - Что, если? - прохрипела я. - Ты думаешь, он запретит нам жить с тобой?
Она покачала головой. - Он не сделает этого.
Ее уверенность придала мне уверенности, хотя тень сомнения все же оставалась.
“Почему ты так уверен?” - Спросила я, во мне зарождалось подозрение.
Бабушка сократила дистанцию и заключила нас обеих в крепкие объятия. Мы стояли там, окруженные ее любовью. Это была не мамина любовь. Это было не папино. Но это была следующая лучшая вещь.
Как раз в тот момент, когда я потерял надежду получить ответ, она отстранилась и подписала: “Потому что я храню тайну, которая никогда не выйдет наружу. Вот почему он согласился с последней волей твоей матери и позволил тебе жить со мной.
Мы с сестрой переглянулись, не понимая, что за секрет может быть настолько большим, чтобы так влиять на него.
-Какой секрет?- Спросил Феникс.
Бабушка одарила нас волчьей улыбкой, какой мать в дикой природе может одарить хищника, приближающегося к ее детенышам.
“ Если я тебе расскажу, это не будет секретом, не так ли? Она была права, но мое любопытство все равно разгорелось. Если бы я знала свою сестру — а я знала, — она чувствовала то же самое. “Но я скажу вам вот что, девочки. Если со мной что-нибудь случится до того, как вы вырастете, вы получите от меня письмо. Это будет ваша безопасность”.
Я не пойму значения этих слов еще много-много лет.
8
АМОН, 20 ЛЕТ
T
на следующий день мы вернулись в Италию.
Наш самолет только что приземлился, когда пришло срочное сообщение от моей матери с просьбой встретиться с ней в моей квартире в центре Триеста. Это было ее безопасным убежищем, когда отец впадал в истерику, и это сработало хорошо, поскольку я теперь редко останавливался в Триесте. Только когда нужно было разобраться с делами.
Как только мы приехали, она обняла меня, в ее темных глазах блестели непролитые слезы. Прежде чем обнять моего брата, она вручила мне письмо. Все это время самый доверенный человек моего оджисана, Хироси, стоял на заднем плане.
Я уставился на сообщение, написанное по-японски, иероглифы хираганы были жирно выделены на белой странице. Слова плясали у меня перед глазами. Я даже усомнился в своем знании японского, читая, а затем перечитывая. Смысл был ясен. Мой дедушка умер. Косэки- документация японского закона, в которой содержался отчет о его смерти, — присланная моим двоюродным братом, содержала лишь скудные детали. Он даже не перечислил, где и когда состоятся поминки и похороны.
Гребаный ублюдок.
По крайней мере, теперь у меня было подтверждение того, что мой двоюродный брат был ответственен за покушение на мою жизнь. Софу был мертв. Мое чутье подсказывало, что на него было совершено покушение, но опять же, без каких-либо доказательств, это было бесполезное предположение.
“Он хотел, чтобы ты взял управление на себя”, - заявил Хироши. Он был с моим дедушкой последние двадцать лет. Это была связь на всю жизнь, но теперь, когда он был мертв, он выбрал свой союз.
Моя мать сидела тихо, стиснув руки на коленях. Эта смерть ударила бы по ней сильнее всего. Трудно быть близким с человеком, которого видишь всего несколько раз, но она выросла со своим отцом и любила его, по крайней мере, до тех пор, пока не совершила ошибку, доверившись мужчине, который предал ее.
Она влюбилась в Томазо Ромеро - ее первая ошибка. Второй было доверие к нему. Он использовал ее связи, а затем бросил. Он так и не выполнил своего обещания жениться на ней. Мама оказалась любовницей моего отца. Анджело Леоне был ничем не лучше Томазо. Он просто хотел использовать ее и ее чрево, чтобы произвести на свет наследника своего рода.
“Я предполагаю, что Ицуки не стал ждать подходящего периода, чтобы провозгласить себя главой якудзы”, - констатировал я как ни в чем не бывало. Слова, которые так часто шептала моя мать, пока я росла, звучали в моей голове. Принц без короны.
Иногда было трудно преодолеть горечь. Я строил здесь свою империю, но это не облегчало боль от потери права, принадлежащего мне по рождению. Я любил своего брата, и занять его место за столом Омерта не было вариантом. Ицуки, с другой стороны, я не уважал. Он не был членом семьи, по крайней мере, в моем понимании, так что у меня не возникло бы проблем покончить с ним.