Мое сердце билось где-то в горле, ногти впились в ладони. Я ожидал этого в Нью-Йорке. Даже в Лос-Анджелесе. Но никогда в Париже, где законы об оружии были одними из самых строгих. Из машины вышли двое мужчин, один в темном костюме-тройке, а другой в джинсах и простой белой рубашке, закатанной выше запястий, обнажая золотистую кожу. Одна его рука была расслаблена вдоль тела, в то время как другая держала пистолет, направленный на черный "Мерседес". Было ясно, что он очень комфортно обращается с оружием.
Когда они повернулись в унисон, давая мне мельком увидеть их профили, тихий вздох сорвался с моих губ. Я подавила его рукой, когда удивление захлестнуло меня.
Я знаю этих парней.
Нет, уже не мальчики. Они были мужчинами. Высокими, темноволосыми и устрашающими. Амон и Данте Леоне: братья-львы.
У каждого из них было по пистолету, когда они открыли дверцу "Мерседеса". Двое мужчин выпали из машины, растянулись друг на друге, неподвижные, кровь покрывала их теперь уже неузнаваемые лица. Желчь подступила к моему горлу, и я глубоко вдохнула, чтобы сдержать рвоту.
Я никогда раньше не видела мертвых тел, кроме маминого, но мне не нравилось думать об этом. Это, как правило, вызывало у меня приступы паники. И все же, как идиотка, я наблюдала за разворачивающейся передо мной сценой, как моя бабушка, когда смотрела фильмы из своих старых добрых голливудских дней.
Я покачал головой, моргая, пока зрение не прояснилось. Мне нужно было сосредоточиться на опасности, которая подстерегала меня впереди.
Братья заставили одного пухлого мужчину, истекавшего кровью, но все еще живого, выйти из машины и, приставив пистолет к его виску, заставили его упасть на колени. Он не был похож на европейца, и, если судить по его чертам лица, он был азиатского происхождения.
Точно такой же, как тот, что пытался похитить меня. Точно такой же, как кузен Амона.
По глупости своей, мой взгляд вернулся к Амону, мальчику, которого я никогда не забывала. Я наблюдала за ним в поисках каких-либо признаков того, что он все еще тот человек, которого я помнила, но что-то в мрачном выражении его лица подсказало мне, что невинный мальчик давно ушел. На его месте был высокий, сильный, возможно, безжалостный мужчина.
“На кого ты работаешь?” Спросил Амон на безупречном английском, его голос был спокоен, но за ним безошибочно угадывалась сила. Он был смертельно опасен, и человек, стоявший на коленях, знал это.
В отчаянии круглолицый мужчина посмотрел на Данте, но тот был не менее суров. В конце концов, они были братьями, выросшими под руководством своего отца-короля-льва.
Поняв, что помощи он не получит, Пухлый Мужчина зарычал голосом с сильным акцентом: “Пошел ты, полукровка. Предатель своего вида”.
Слова сбивали с толку. Я не понял, что он имел в виду, но, судя по веселому кивку, которым они обменялись, братья поняли. “Это неправильный ответ. Тогда нам следует отправиться за твоей семьей? Голос Данте был холоднее самых темных глубин океана, отчего у меня по коже побежали мурашки.
“Ты бы никогда не ступил ногой в Японию”, - прорычал Пухлый Мужчина, но, похоже, это не возымело никакого эффекта. На его лбу выступил пот, и он разразился чередой ругательств, которые, как я мог только представить, были ругательствами на японском.
“Последний шанс”, - предупредил Амон с мрачным выражением лица.
“ Босс знает, что ты все еще наблюдаешь за ней. Она...
Он так и не успел закончить предложение, потому что Амон нажал на спусковой крючок. Одиночный выстрел прозвучал в моих ушах вместе с навязчивым откровением о том, что маленький мальчик, в глазах которого когда-то были звезды, превратился ни во что иное, как во тьму.
Мой желудок скрутило, и я зажала рот руками, чтобы меня не вырвало обедом, наблюдая, как пустые глаза мужчины закатились к затылку.
Рука Амона упала вдоль бока, он изучал труп со скучающим выражением лица. Никакой реакции. Никакого сожаления.
Я должен был убраться отсюда.
12
АМОН, 23 ГОДА
Я
почувствовал на себе ее взгляд.
И все же, только убив человека, я склонил голову набок. К ней. Я ожидал криков, мольб о помощи, воплей. Вместо этого она застыла, прячась за припаркованным седаном и уставившись на меня широко раскрытыми глазами. Глаза, которые были такими же невероятными, какими я их помнил.
Даже отсюда я мог видеть, что цвет ее радужек был головокружительного голубого оттенка.
Я бросил взгляд на своего брата, который еще не видел ее. “Твоя очередь избавляться от тел”, - сказал я ему.