Эмили хотела было поинтересоваться, нельзя ли отложить встречу хотя бы до окончания рабочего дня, но в трубке уже звучали сигналы отбоя. Тони, очевидно, не сомневался в ее согласии.
Она захватила сумочку и ключи от машины и вышла в коридор. На вопросительный взгляд секретарши сбивчиво ответила:
— Я э-э-э… У меня срочный вызов, Делла. Свяжитесь, пожалуйста, с мистером Форрестом и перенесите совещание на завтра.
Эмили покраснела, словно мелкий воришка, пойманный с поличным. Делла всегда в курсе всех городских новостей и наверняка по встрепанному виду начальницы безошибочно определила, куда та держит путь.
Первое, что Эмили увидела, подъехав к дому Тони, — серебристый «вольво», принадлежащий Нэнси. С нехорошим предчувствием Эмили неохотно вылезла из машины.
Тони явно высматривал ее из окна, потому что открыл дверь раньше, чем гостья постучала.
На нем были темно-серые брюки строгого покроя, светло-серая рубашка и идеально повязанный галстук в тон. В этом серьезном, сдержанном мужчине Эмили с трудом узнала страстного любовника, который доводил ее до экстаза своими объятиями и поцелуями, который разбудил в ней неведомые дотоле инстинкты. Нет, это был прежний Тони — суровый, непреклонный. И в то же время великолепный образчик силы и красоты.
Она стояла перед ним, как ягненок, такая хрупкая, испуганная. Страх прыгнул ей в глаза, и Тони, позавчера научившись распознавать мельчайшие оттенки ее настроения, тут же все понял и негромко чертыхнулся.
Он пообещал себе, что не будет торопить события и не упустит подаренный изменчивой фортуной шанс наладить отношения с Эмили. Теперь он знает, почему она всегда избегала и ненавидела его, как знает и способ растопить лед.
Рассудок подсказывал ему: не удастся что-либо изменить только из-за того, что они покончили с прошлыми недоразумениями. Но сердце кричало: невозможно любить кого-то так долго и безответно! Эмили и впрямь не совсем равнодушна к нему, хотя бы физически. А это уже немало. Ей было хорошо с ним — не с его кузеном, не с другими мужчинами, а только с ним. И это его главный козырь.
И вот сейчас Тони видел, как Эмили борется с искушением развернуться и убежать. Он взял ее под руку, приглашая войти в дом. Эмили вздрогнула, но руки не отняла.
— Твоя сестра здесь, — сказал он, когда тяжелая дверь захлопнулась за ними.
— О боже!..
— Она приехала очень расстроенная и сильно не в духе, — предупредил Тони. — Но сейчас, полагаю, она хочет с тобой помириться…
Затравленный взгляд Эмили стал более спокойным: ее тревожила неизвестность, а теперь она, по крайней мере, узнала, что от нее требуется.
Но почему она позволяет Тони притрагиваться к ней? Не оттого же, что его прикосновение дает ей тепло и покой? Совсем не об этом свидетельствует предательское сердцебиение и внезапный приступ слабости… Он ведет ее под руку, а она не может и не хочет высвободиться.
На пороге гостиной Эмили на мгновение застыла, увидев пресловутый бабушкин диванчик.
Тони, если и заметил ее нервозность, виду не подал. Вместо этого он приветливо улыбнулся Нэнси, с угрюмым лицом сидевшей в одном из кресел у камина.
— Эми… Мне очень жаль… Ради бога, прости меня… Тони объяснил, что попросил тебя никому не рассказывать о вашей… любви, пока он не уладит кое-какие дела в своем туристическом бизнесе. Он говорит, ты собиралась обо всем мне сообщить в прошлые выходные. — Нэнси виновато улыбнулась. — Но я, кажется, сама этому помешала, обрушила на тебя новость о ребенке, а тебе не дала и рта раскрыть. И сегодня утром опять все испортила. Я должна была понять, что ты не станешь без веских на то оснований скрывать от меня свое счастье. Просто… мне было неприятно услышать радостную весть от чужого человека.
— Понимаю, — покаянно ответила Эмили.
Так значит, Тони затеял миротворческую миссию: вернул душевное спокойствие Нэнси, развеял ее обиду. А вину за сокрытие «радостной вести» принял на себя.
— Ты не представляешь, как я счастлива за вас обоих, — продолжала Нэнси. — И вы правильно сделали, что огласили свою помолвку: из-за того, что произошло в воскресенье, вы не могли поступить иначе. Тони говорит, вы опасались, как бы ваши отношения не осквернили грязными выдумками и сплетнями. — Сестра подошла к Эмили, обняла ее, потом снова принялась извиняться: — Прости, дорогая, утром я вела себя безобразно, и сюда заявилась, чтобы высказать Тони все, что думаю о вас, но благодаря ему осознала, какая я бестолковая…
Эмили слушала молча, не находя в себе мужества ответить. Каждое слово Нэнси впивалось в нее, точно отравленный дротик.